Выбрать главу

— А это, как видите… — пустился объяснять Горяев.

Дельфин спокойно протянул руку:

— Давай сюда!

Он выхватил лист, сложил его вдвое и порвал на мелкие кусочки.

Мы все трое переглянулись.

Лидка разобралась с ребятишками и уже подходила к нам.

— Вас понял, — сказал Андрей и захлопнул альбом.

ХАРАКТЕРИСТИКА

© Издательство «Советский писатель», 1975.

Урок математики подходил к концу, Аделаида Ивановна, математичка, собрала на своем столе тетради, классный журнал, засунула все в портфель, посмотрела на окно и сказала:

— Ребята! Торопитесь, побыстрее усваивайте учебный материал! Новый год у ворот!

Я оторопел прямо. Нечего сказать. Четырнадцатое сентября, на улице жарища, вон пацаны в одних майках мяч по улице гоняют, а она — про Новый год!

— Да, ребята… — продолжала маленькая шустрая Аделаида Ивановна. Глазки ее забегали беспокойно по рядам, светлая челка запрыгала над сморщенным румяным личиком. Ни дать ни взять пионерка, только пожилая. Недаром ребята прозвали ее «Юный Математик».

— Да, ребята! Новый год на пороге. Неужели вы не чувствуете запах снега, запах елки?! Чувствуете, ребята? Елка! — вздохнула Аделаида Ивановна. — А материал у нас не пройден! Даже не начат, в сущности. Ужас, ужас! Ребята! Если так и дальше пойдет, это будет просто ужасно! Мы должны немедленно…

— Дает наш Юный Математик, — шепнул я соседу по парте, Вадьке Белосельскому. — Шуточки, Новый год у ворот. А я купаться было собрался.

Вадька ничего не ответил, не шелохнулся даже. Только покосился на меня прищуренным карим глазом и слегка отвернул свою розовую скулу. Сидит прямо, руки на парте сложены. И подумать только, я с ним раньше дружил… С третьего класса.

В сущности, Вадька просто чурка, а не человек. Особенно уши меня раздражают. Кругленькие такие уши, к черепу аккуратно приставлены. Бывает, отвернется Вадик, замолчит, вот как сейчас, что ли, а уши как будто за него говорят: «Это все меня не касается, делайте как хотите. Лично я уверен в себе и вообще попусту терять время не намерен…»

И все в таком роде. У меня иной раз руки так и зачешутся, вот бы влепить! Да нельзя. Не маленькие. Девятый класс, не до драк… Едва успеешь уроки выучить, а на другой день вдвое больше навалят… Ничего не поделаешь, двадцатый век, поток информации…

Я бы, между прочим, с удовольствием пожил бы где-нибудь в начале девятнадцатого: бредешь себе тихонько по улице, извозчик плетется, пара-другая прохожих, ну, там, Онегин какой-нибудь катит, — «морозной пылью серебрится его бобровый воротник». У забора свинья разгуливает, куры с петухом… Красота! На досуге помечтаешь о том, о сем. Что такое вообще человек, чем дышит личность, и всякое такое, о чем сейчас и вспомнить некогда.

Конечно, надолго я бы там задерживаться не стал, но все-таки… Отдохнул бы душой, что ли, самоуглубился бы, полюбовался бы на всякие там закаты и восходы, на весну и осень, погрелся бы на солнышке.

А то все некогда. Только и живешь, что в каникулы.

Вот и сейчас: звонок уже был, а математичка вроде и не собирается нас отпускать: на доске график начерчен, вот она и принялась восхищаться им:

— Ребята, глядите, как плавно ниспадает эта линия! Я просто не понимаю инертности вашей, вашего равнодушия! Ведь это… Это красота! Глядите, какая в этом поэзия, какая музыка! Да, да, Горяев, не улыбайся, именно музыка!

Еще бы не музыка. У нее ведь одна математика, и все. И та уж давно знакомая. Мне, если один-единственный предмет изучать, тоже, наверное, бы музыка слышалась.

В общем, продержала нас чуть не полперемены. В буфете очередь, не протолкнешься. Наши постояли немного и — назад, в класс. Я через головы заглянул — недаром рост мой 195 см — вижу, чего только нет: и пирожки, и яблоки, на бутерброды уж и смотреть не могу, съел бы все разом. И пить хочется. Кричу:

— Это что за красная жидкость вон в той колбе? Это, случайно, не B2O3?

— Нет, это вишневый напиток, — отвечают.

Пока очередь подошла, буфет совсем опустел. Съел два с колбасой, один с сыром, выпил вишневый напиток…

Выбегаю — в коридоре пусто. Опоздал. Из класса слышен голос физика:

— Нет, это просто полная умственная деградация. Слушай, я тебя про Ерему спрашиваю, почему ты мне все про Фому? Чему равен вектор?..

Заглянул в щелку — у доски торчит Сидоров. Спрашивать с него, все равно что с парты. Молчит да рыбьим глазом на класс поглядывает. У него манера такая, как-то сбоку поглядывать, и всегда одним глазом. Молчит, патлы рыжие за ухо заложил, сразу понятно — подсказки ждет.