Он положил трубку, отдуваясь, вытер платком лоб.
Юрий поболтал серебряной ложечкой в чашке, искоса взглянул на отца.
— Это ведь тот самый Михаил Иванович, который вместе с тобой на раскопках был? В Приуралье, кажется? Тот самый, сибиряк?
Алексей Петрович молчал.
— Еще обвалом тебя засыпало, чем-то стукнуло по голове, да? А Михаил этот отрывал тебя… Я же помню, ты рассказывал, когда мне лет двенадцать было. Как пример мужества и товарищеской выручки. Так ведь? А теперь у тебя и времени не нашлось. Да еще наврал, что уезжаешь…
— Юрий, иди спать, — с досадой сказала Вероника Павловна.
— Чего там спать — грубовато возразил сын. — Спать! Выспался. Не маленький.
— Ты еще глуп, — напряженно заговорил Алексей Петрович. — Ты не умеешь ценить фактор времени. Хорошо, я объясню. Какие бы они ни были славные люди, я не имею права тратить время на пустую болтовню. Мое время дорого. В конце концов, я должен сегодня отдохнуть, чтобы нормально работать завтра… А кроме того, ты попросту охамел…
— Я охамел? Я?
— Боже, Юрий! — всплеснула руками Вероника Павловна.
— Да! Охамел!
— Я? Ничего себе! А каким языком ты изъяснялся с бывшими друзьями? «Бывай»!.. «Песни спивали!»… «Здорово, брат!»… Ничего себе! Снизошел. Ложь! Все ложь!
— Повторяю! Ты лезешь не в свои дела!.. Щенок!
Алексей Петрович стукнул кулаком по столу.
— Алексей! — вскрикнула Вероника Павловна.
Такого в их семье еще не бывало.
— А я говорю, ложь! — Юрий тоже грохнул по столу. — Спрашиваешь, какой такой Виктор? Он бог! Да!.. Гений! В школе первым физиком был! Да что там в школе… Да всем известно…
— Да какое мне дело…
— Такое! Потому что и тут вранье! Почему-то он не прошел по конкурсу! Я прошел, а он не прошел?! Я пигмей перед ним, бездарь! Понятно? Где логика, логика где, я спрашиваю?.. Где справедливость?
— Не прошел по конкурсу, стало быть, не прошел. — Алексей Петрович повернул к сыну тяжелое, словно окаменевшее лицо. С усилием скривил рот в усмешке. — А ты прошел по конкурсу, значит, прошел. Считаю, что разговор окончен.
— Нет, не окончен! Еще бы мне не пройти? Чуть ли не с пеленок с репетиторами. И по физике! И по математике! Язык!.. Я не понимал раньше, только сейчас понял, какое я ничтожество. А Витька — бог! Чего он там не знал, чепухи какой-то…
— Юрик! Но ты же такой талантливый! — воскликнула Вероника Павловна. — Вспомни, ты гордостью школы был!
— Черта с два! — завопил Юрий. — Я не талантливый, я натасканный. Половина нас, таких натасканных, на факультете! Сидим как попки. Уйду к черту!.. Сейчас только понял, раньше не знал!
— Ну и куда же ты собираешься податься? — с трудом разжал губы отец.
— К чертям!.. Певцом эстрадным! Микрофон в глотку, и ори… Да почем я знаю, на что я гожусь. Поднатаскали!.. Витька — на заочном, но это математик! А я нет!.. А как же насчет справедливости? А? Есть она у нас? Или нет?
— А, какое мне дело до вашего физмата. Я историк.
— Увертка! И ты сам это знаешь!
Алексей Петрович вцепился ладонями в подлокотники кресла, с усмешкой взглянул на сына. Заговорил как можно спокойнее:
— Может, хочется восстановить справедливость? Может, уступишь свое место этому твоему Виктору? И в институте, и… в жизни?
— И уступлю! — Юрий дернулся, нога застряла в складках ковра, уцепился за скатерть. Чашка с чаем опрокинулась, ложка упала на пол. — И уступлю!! Сказал, в джаз пойду! В певцы!
— Юрик! Что с тобой? Успокойся! Умоляю!
Вероника Павловна простерла обе руки к сыну.
Юрий вскочил, убежал в свою комнату. Включил там радиолу, грянула джазовая музыка. Потом оборвалась… Слышно было — он крутил телефонный диск: там был отдельный аппарат. И ломкий тенор:
— Нора?! Да! Это Юрий. Слушай, старуха, я, кажется к тебе приеду! Да, прямо сейчас. Сюрприз? Бывает!.. А тебе что, все еще очень хочется, чтобы я на тебе женился?..
Родители в столовой переглянулись.
— Пожалуйста!.. Раз тебе так хочется, пожалуйста. Только вряд ли это доставит тебе удовольствие… Голос?.. Голос нормальный. Тебе почудилось. Нет, я не пьяный. Я вполне в себе!.. Не догадываешься? Ладно. Пока… Жди.
Алексей Петрович начал медленно подниматься из-за стола. Жена бросилась в комнату Юрия.
— Послушай, Юра, нельзя же так… Вот тыс кем-то говоришь, мы волнуемся, все-таки мы должны знать…