«О, стреноженные кони…»
О, стреноженные кони.
Если только вы — не пони.
Мы в законах, как в загонах.
То уздечка. То седло.
Дышло, чтоб не увело.
И хомут на перегонах.
И расшитые попоны,
Если с крупом повезло.
А вокруг толпа в погонах,
Что возносят на плечах:
И в большом, и в мелочах.
И в постели, и в вагонах.
В темноте и при свечах.
И цветочки моветона
Как венки на кирпичах.
О, стреноженные кони.
Как же вам не повезло.
Эх, залечь бы на балконе
С пулеметом наголО.
«Заметались по поземке…»
Заметались по поземке
Стаи ищущих людей.
Снег крошится на асфальт.
«Мой муж решился сделать харакири…»
Мой муж решился сделать харакири.
Теперь свободны оба: он и я.
Как просто сделать женщину счастливой…
«Без парусов…»
Без парусов. Под парусами.
Спина слепа. Как поводырь
С потусторонними глазами.
Какая разница… Пустырь,
Москва, Нью-Йорк или Сибирь,
Когда и морем, и лесами
И на воде, и под водой
Одно и то же, Боже мой,
Слегка меняется местами.
Как наслаждение — бедой.
А убеждения — годами.
Но как прекрасны миражи!
Кто не был предан, тот не жил.
«Кто продажен и бездарен…»
Кто продажен и бездарен,
Без работы не сидит.
От чиновников рябит,
Как рябит на рожу Сталин.
Все равно, в какой стране,
Они варят нас в г..не.
Государство — враг народа.
В этом суть его природы.
«Мужчина тянет груз свой целый век…»
Мужчина тянет груз свой целый век:
На шее, на хребте, на пояснице.
Но каждому когда-нибудь да снится
Готовность перетрахать вся и всех.
Иначе и не стоило родиться.
«Споткнулся и упал…»
Споткнулся и упал. Разбил колено.
И ничего. Ни слова, ни обид.
Так что же я так злюсь на пустоту
Ничтожества,
Тупого, как мурена,
Со злобой несмываемой во рту.
Которая хватает и шипит,
Но этим и живет одновременно.
Когда змея попалась на пути,
Не можешь пристрелить — тогда уйди.
«То просветление покоя…»
То просветление покоя.
То наступающая тьма.
Прекрасны лето и зима.
И дождь, нависший над рекою,
Как чудо явственного сна.
С его реальностью благою,
В смертельных заводях ума.
Жизнь, безусловно, хороша:
В ней есть и всё.
И ни шиша.
«Мы сидели на опушке…»
Мы сидели на опушке:
Я — с собой. И некто Пушкин.
— Почитай чего-нибудь, —
Молвил он бывало.
— Нет дружок, не обессудь,
Просто так «чего-нибудь» —
Это очень мало.
Ай, да Пушкин. Сукин сын.
Бакенбарды и трусы.
По такому случаю
Я читал. А он писал.
Торопил и наливал.
Звал меня «Петруччио».
Так сидели мы гурьбой:
Он один.
И я — с собой.
«Я хотел состояться…»
Я хотел состояться. И стал.
А зачем?
Я хотел выделяться. И встал.
А зачем?
Я хотел удивляться. И вновь удивляюсь,
Почему собираюсь и снова пытаюсь
Чем-то стать. Кем-то быть.
Но в итоге — ничем.
Чтоб песком на ветру полететь,
Не стараясь.
Он ведь тоже не знает — куда и зачем?
Как слова, что нежданно упали,
Слетаясь.
«Приятна пожеланий благодать…»