— Я ищу заведение, в котором проходит мальчишник, — говорю я стоящему на входе вышибале.
— У нас здесь проходит много мальчишников, дорогуша. Выбирай любой.
— Нет-нет. Мне нужен особый мальчишник. Жених высокий и зеленоглазый…
— Ты стриптизерша? — прерывает он меня.
— Разумеется, нет!
Он окидывает взглядом меня и мою странную одежду, удивленно смотрит на ботинки.
— Да, вообще-то, я и сам вижу, — бормочет он.
Я вытягиваюсь в полный рост и выпячиваю грудь. Мне хочется спросить его о какой-нибудь ерунде — например, когда часы на Уилзовском мемориальном здании пробьют десять. Поняв, что у меня нет времени на то, чтобы, стоя на тротуаре перед клубом, обсуждать с вышибалой, похожа я на стриптизершу или нет, я прохожу мимо него. Он преграждает мне дорогу:
— Пять фунтов за вход, дорогуша.
Конечно, по моему виду не скажешь, что у меня есть деньги.
— Хорошо, — отвечаю я со всей надменностью, на которую только способна, и ныряю внутрь. Скучающая женщина в окошке протягивает руку:
— Пятерку, пожалуйста.
— Я просто ищу кое-кого. Мне нужно зайти всего на пару минут.
— Все так говорят. Пятерку, пожалуйста.
Она настойчиво протягивает руку. Вздохнув, я достаю кошелек. У меня двадцать фунтов. Этот вечер будет дорого мне стоить.
Быстро окинув взглядом клуб, я понимаю, что зря трачу время, и выхожу обратно на вечернюю улицу, помахав на прощание даме в окошке и вышибале. Иду дальше. Мимо проходят нарядные девушки на высоких каблуках, смотрят на меня, на мои ботинки и хихикают. То и дело я захожу в очередной клуб или бар и выхожу обратно.
Проходя мимо банкомата, я снимаю все имеющиеся у меня на счету деньги и таким образом получаю еще сорок фунтов. Я зигзагами брожу по улицам, мои деньги постепенно тают, и в конце концов останавливаюсь перед ночным клубом «Одиссей». Кажется, мои ступни уже покрылись мозолями, а лодыжки кровоточат, и все это из-за жутко неудобной обуви. Усевшись на стоящую неподалеку скамейку, я с угрюмым видом уставилась в землю. Перед глазами проносятся сцены из моей будущей жизни. Я останусь старой девой? Буду второй мамочкой для прелестных детишек Лиззи и Алистера? Увижусь ли я еще когда-нибудь с Джеймсом? Уныло смотрю вперед и вдруг понимаю, что нахожусь рядом с полицейским участком. Ну конечно! С новыми силами я вскакиваю со скамейки и вприпрыжку бегу туда. Ворвавшись внутрь, я выкрикиваю уже готовую фразу:
— Дэйв! Ты не знаешь, где…
Я замедляю шаг и останавливаюсь, потому что вместо Дэйва на меня с интересом смотрит абсолютно незнакомый человек.
— А где Дэйв?
— Его смена закончилась в семь часов, мисс. Может быть, я смогу вам помочь?
— Вы знаете детектива Сэбина?
— Э… Знакомая фамилия. Он работает в дневную смену?
— Да.
— Ну, тогда я не знаю его, мисс. Я работаю только ночью.
Он начинает рассматривать лежащую перед ним кипу бумаг, давая понять, что разговор окончен.
— Вы не могли бы пропустить меня? Понимаете, они все отправились на мальчишник, и я хочу позвонить…
— Можно ваш пропуск?
Бессмысленно хлопаю себя по карманам:
— Я оставила его дома, но…
— Тогда я не могу пропустить вас.
— Мне очень нужен детектив Сэбин. Может быть, вы сами посмотрите по компьютеру телефоны офицеров? Я тогда могла бы позвонить их женам и спросить, куда ушли их мужья.
— Я не имею права давать личные телефоны офицеров кому бы то ни было.
Я начинаю возражать, но он перебивает меня:
— Даже если бы я захотел. У меня нет доступа к такой информации. Чтобы получить ее, вам нужно подняться наверх. А этого, девушка, вы сделать не сможете.
У меня опускаются руки, я отчаянно пытаюсь найти выход из ситуации. Мозг затуманен. Не сказав больше ни слова, я поворачиваюсь на каблуках и выбегаю из участка.
Я возвращаюсь к Тристану, и мы с ним едем в другую часть Бристоля. Уже половина двенадцатого. Бары начинают пустеть, а ночные клубы, наоборот, наполняться людьми, поэтому я решаю сосредоточить внимание на ночных клубах. Бросив Тристана, я продолжаю поиски на Уайтледис-роуд. Безрезультатно. У меня заканчиваются деньги, да и мест, куда можно зайти, становится все меньше. Осталось два клуба, а у меня в кармане всего лишь пять фунтов. Захожу в один и понимаю, что Джеймса там нет. Сажусь на первую попавшуюся скамейку, закрываю лицо руками и начинаю плакать. Я рыдаю все громче и громче, а мое отчаяние и усталость делают мой вид еще более колоритным. Вдруг кто-то дотрагивается до моей руки. Я поднимаю глаза.