Не совсем понимаю, что я должна буду делать (работа корреспондента по связям с полицией отличается от работы криминального корреспондента). При нормальном стечении обстоятельств покидающий редакцию корреспондент вводит тебя в курс дела, но красавчик Пит уже ушел, да и в свете наших с ним отношений было неразумно выспрашивать его о чем-либо. Он, наверное, велел бы мне припарковаться на месте стоянки машины старшего офицера и стал бы с важной миной приветствовать знакомых полицейских. Могу себе представить, как он убеждал бы меня, что работа криминального корреспондента в особом почете у властей и все замолкают, когда он открывает рот.
Наверное, надо просто поговорить с кем-нибудь из полицейского отдела по связям с общественностью, быть милой, сказать, что я здесь впервые, и возможно, мне объяснят, что делать дальше.
Миновав священные врата полицейского участка, я вижу небольшую толпу возле приемной и направляюсь к противоположному окошку. Там я терпеливо жду, пока сержант оторвется от работы. Он не отрывается. Думаю, что мы будем хорошими друзьями. Он в униформе. Белая рубашка, черный галстук и симпатичный синий джемпер, какие обычно носят рыбаки.
Не глядя на меня, сержант отрывисто произносит:
— Да?
— Э… вы не подскажете, где находится отдел по связям с общественностью?
— Ваше имя! — рявкает он, продолжая заниматься своим делом.
— Холли Колшеннон, новый криминальный корреспондент «Бристоль газетт».
В этот момент я чуть не влезаю головой в окошко, в надежде, что он взглянет на меня.
— Пожалуйста, ваши документы.
Передаю документы, и в конце концов он бросает на меня взгляд, чтобы проверить схожесть с фотографией.
Уставясь на мою фотографию, он хмурится, затем снова смотрит на меня. Я любезно поправляю челку, наклоняю голову и меняю выражение лица.
— Так, вижу, — резко произносит он, бросая документы в окошко. При любом столкновении с хамством со мной случается приступ болтливости.
— Знаю, я не очень-то похожа на криминального корреспондента… наверное… Зато моя газета недавно получила приз как лучшая газета года, что, конечно, вызвало недовольство со стороны других газет, и…
Он прерывает мое бормотание:
— Вы уже были здесь раньше?
Я подскакиваю. Ни за что в жизни не расскажу о том дурацком случае с исправительной колонией. Особенно ему. От того, что я нервничаю, мой голос становится по крайней мере на октаву выше. Запинаясь, я говорю:
— Вообще-то внутри полицейского участка я впервые. Здесь не слишком приятно, да? Я хочу сказать, что пара горшков с цветами вот здесь и там и, возможно, диван с разбросанными подушечками могли бы…
Резкий голос за спиной заставляет меня замолчать:
— Не хотел бы прерывать ваш монолог, рисующий столь прекрасные перспективы изменения этого помещения, но…
Я поворачиваюсь, собираясь сказать несколько слов в свою защиту, и вижу перед собой до боли знакомые зеленые глаза, глядящие прямо на меня.
— А, это вы! — говорит он таким тоном, каким Черчилль мог приветствовать Гиммлера, если бы они случайно повстречались на празднике в Ривьере.
Как он достал меня тогда!
— Вы совершенно правы, это я.
— Что вам угодно?
— Так случилось, что я стала новым криминальным корреспондентом!
— О, чудесно. Это как раз то, что нам нужно.
Он поворачивается лицом к сержанту, который почти ожил. Почти.
— Доброе утро, сэр.
— Доброе утро, Дэйв. Как дела? Жена, дети, все в порядке?
— Все прекрасно, спасибо, сэр.
Ох. Меня начинает подташнивать. Сержант из окошка отдает ему какие-то бумаги, и Зеленые Глаза удаляются. Должно быть, это довольно важная персона, во-первых, потому что его назвали «сэром», а во-вторых, потому что он одет в штатское. Потрясающе. Не успела прийти, как уже умудрилась досадить тому, кому досаждать не стоило. Я снова поворачиваюсь к сержанту в окошке и очень тихо спрашиваю: