Осознавая, что его сигнал мог перехватить спутник-наблюдатель ООН, Ал Доскер отправил на «Омфал» Рахмаэлю бен Аппельбауму УВЧ-сигнал. Связавшись с «Омфалом», летящим на гиперпространственной скорости за пределами Солнечной системы, Доскер бесцеремонно поинтересовался, как продвигаются у Рахмаэля оды Пиндара[41].
– Басни даются мне без труда, – донесся до пилота среди помех межсистемного пространства далекий голос, слабые колебания которого ловил вращающийся конус радара на борту корабля Ала Доскера. – Однако вам следовало связываться со мной, – продолжал Рахмаэль, – только в случае…
– …чрезвычайного происшествия, – договорил Доскер. – Шифр, применяемый «ОбМАН Инкорпорэйтед», не поддается взлому, поскольку транслируются необычные данные. Слушайте внимательно, Рахмаэль. – Он продолжал говорить, надеясь, что его слова достигают «Омфала» благодаря сложной системе передачи, основанной на фильтрации полезной информации из шумового потока на основе статистических распределений. – Вам известен анекдот о заключенном, который встает и провозглашает: «Номер третий!» – после чего все хохочут?
– Да, – живо отозвался Рахмаэль. – Потому что номер третий соответствует одному из анекдотов, известных всем зекам, ведь они сидят в тюряге давным-давно.
– Подобным способом закодирована сегодняшняя передача с Китовой Пасти, – сказал Доскер. – У нас декодером работает двоичный компьютер. Вначале мы начинали с подбрасывания монеты на каждую букву алфавита. Решка означала зеро или блокировку врат, орел – единицу или открытые врата. Варианты ноль или единица – вот принцип действия двоичного компьютера. Затем мы изобрели пятьдесят шаблонов сообщений, описывающие возможные условия на той стороне; сообщения были составлены таким образом, чтобы каждое включало уникальную последовательность единиц и нулей. – Он слегка задыхался от волнения. – Я только что получил сообщение, которое после сведения к двоичной системе представления представляет собой число 1110100110011101011000001001101010011100001001111100000111. Данная двоичная последовательность не поддается декодированию, поскольку действует лишь в качестве оного из пятидесяти уникальных сигналов, известных нашему «ящичку» здесь, на моем корабле, – и рассчитано на ленту особого типа. Однако его длина невольно вызывает у криптографов впечатление содержательности.
– А ваша автоматическая включаемая лента… – подхватил Рахмаэль.
– Ее активирует операционная команда «Спарта», – пояснил Доскер и замолчал.
– Режим диктатуры? – послышался голос Рахмаэля.
– Да.
– Против кого?
– Они не сказали. Пришло и второе сообщение, но оно почти ничего не добавило. Разве что в нем недвусмысленно сказано, что они не в силах держаться. Войска уничтожили десятую часть прибывших.
– А вы уверены в подлинности этой информации? – спросил Рахмаэль.
– Только у Фреи Холм, Мэтсона и у меня есть шифровальные ящички, куда можно вводить сообщения с двоичной активационной последовательностью. Очевидно, шифровку отправила Фрея, во всяком случае, она транслировала первое… Они даже не потрудились подписать второе, – добавил он.
– Ладно, тогда я поворачиваю назад, – сказал Рахмаэль. – В моем рейсе больше нет смысла.
– Решать вам. – Доскер подождал, гадая, какое решение примет Рахмаэль бен Аппельбаум, хотя это уже не имело значения, поскольку подлинная трагедия должна была развернуться на расстоянии двадцати четырех световых лет пути от него и не ограничилась бы уничтожением и захватом двух тысяч сотрудников «ОбМАН Инкорпорэйтед», но коснулась бы и тех сорока миллионов, что отправились раньше. И еще самое малое восьмидесяти миллионов, которые последуют за ними и кому помочь невозможно, ведь, несмотря на знание обстановки по эту сторону врат «Телпора», у пилотов нет средств оповещения населения с помощью СМИ…
Пока Доскер размышлял над этим, три ооновских корабля-преследователя, похожие на черных скользящих рыб, бесшумно подошли к нему на огневую дистанцию и выпустили ракеты, после чего его корабль, принадлежащий «ОбМАН Инкорпорэйтед» разлетелся градом осколков.
Оглушенный, безвольный пилот в скафандре с автономным запасом воздуха, тепла, воды, с радиопередатчиком, контейнером для мусора и тубами с пищей дрейфовал в пространстве, как ему казалось, вечно. При этом его посещали приятные мысли о планете, покрытой зелеными лесами, о женщинах и беспечных пикниках, хотя одновременно он сознавал, что жить ему, возможно, осталось совсем недолго, а заодно гадал, уничтожен ли «Омфал» кораблями ООН под стать его космолету. Очевидно, системы слежения их бдительного главного пульта запеленговали радиоволну, но засекли ли они сигнал Рахмаэля, работавшего на другой частоте? Доскеру оставалось молиться, чтобы этого не произошло, чтобы жертвой оказался только он…
Он продолжал надеяться, когда корабль-преследователь приблизился к нему и выслал напоминающее робота устройство; оно некоторое время возилось с пилотом и наконец сумело осторожно обхватить его, не повредив скафандра. Почему бы им просто не проколоть оболочку его скафандра, не выпустить из него воздух и тепло и не оставить труп дрейфовать в космосе?
Это поразило Доскера. И зачем открывается люк корабля-преследователя, в который его просунули, словно спеленатую сетью добычу? Вскоре люк захлопнулся, и он ощутил искусственную гравитацию, поддерживаемую внутри дорогого сверхсовременного космолета. Полежав некоторое время, пилот вяло поднялся на ноги.
Стоявший перед ним вооруженный старший офицер ООН сказал:
– Снимите скафандр. Ваш аварийный скафандр. Понятно? – Он говорил с сильным акцентом и, судя по замеченной Доскером нарукавной повязке, входил в Нордическую лигу.
Доскер предмет за предметом снял аварийную экипировку.
– Похоже, вы, готы, контролируете ситуацию, – сказал Доскер. «Во всяком случае, в ООН», – мысленно добавил он, гадая насчет положения на Китовой Пасти.
– Сядьте, – продолжал офицер, не сводя с него лазерного пистолета. – Мы возвращаемся на Терру. Nach Terra, versteh’n? – Позади него за пультом управления сидел еще один невооруженный служащий ООН, корабль на высокой скорости шел к третьей планете, и Доскер предположил, что путь до нее займет не более часа. – Генеральный секретарь пожелал говорить с вами лично, – сказал офицер. – Извольте расположиться здесь и ждать. Хотите почитать журнал? Или посмотреть развлекательную кассету?
– Нет, – отказался Доскер и присел, уставясь перед собой отсутствующим взглядом.
– Мы запеленговали «Омфал» по его несущей волне, как и ваш корабль.
– Недурно, – саркастически заметил пилот.
– Впрочем, с учетом расстояния нам понадобится несколько дней, чтобы догнать его.
– Но вы его догоните, – сказал Доскер.
– Несомненно, – подтвердил офицер ООН с сильным шведским акцентом и кивнул. У него не было сомнений. У Доскера – тоже.
Единственной проблемой оставался фактор времени. По словам офицера, им требовалось несколько дней, не более. Пленник продолжал сидеть, глядя прямо перед собой, а корабль-преследователь ООН тем временем несся к Терре, к Новому Нью-Йорку и Хорсту Бертольду.
В штабе ООН в Новом Нью-Йорке ему устроили доскональный медосмотр: врачи и медсестры присоединяли к нему один за другим всевозможные датчики, изучая их показания, но не обнаружили никаких внедренных под кожу устройств.
– Вы замечательно перенесли выпавшие вам суровые испытания, – сообщил Доскеру главный врач, когда пациенту вернули вещи и позволили в очередной раз одеться.
– Что теперь? – спросил пилот.
– Генеральный секретарь готов увидеть вас, – коротко ответил врач, делая пометки в карте, и кивнул в сторону двери.
Одевшись, Доскер медленно подошел к двери и открыл ее.
– Прошу поспешить, – произнес Хорст Бертольд.
– Зачем? – спросил Доскер, закрывая за собой дверь.