– Не знаю, с чего начать. – Неизвестный ему голос заговорил, а он и не понимал откуда, голову не повернуть, а ламп рядом нет, все-таки уже ночь, так что это может быть кто угодно в каком-то метре от него. – Наверное, стоит попросить тебя сохранять спокойствие. То, что сейчас с тобой происходит, – этот паралич, насколько я могу судить, временный. Некий защитный механизм, если я не ошибаюсь, на мое вмешательство. А поверь, мне потребовалось очень много времени и ресурсов, чтобы найти тебя. Меня зовут Бенджамин Хилл, и это меня ты видел, когда убегал из подпольной лаборатории. И да, я сейчас говорю в твоей голове, потому что кто-то и зачем-то внес в твой мозг, как и во все тело, имплантаты, превратив тебя в… ну, частично ты человек. Видимо, что-то сработало или ты сам включил открытый канал передачи данных, который уловили спутники под моим контролем. У меня нет доступа к твоей памяти и общей системе, я лишь смог подключиться к общему каналу связи, но он, опять же, явно не просто так встроен.
– Что… – Ожидаемо Данакт был испуган, но чем больше он думал, тем легче получалось принять это странное знакомство. Возможно, на это повлияло его одиночество, подталкивая на любой доступный ему контакт. Решать, в какую истину верить, ему сейчас не хотелось по единственной причине: возможно, Бенджамин – единственный шанс узнать правду о себе. – Что вам нужно от меня? – Говорить было трудно, но с каждой секундой контроль над телом возвращался, и еще до ответа на вопрос Данакт уже начал подниматься с пола.
– Я не должен был тебя тогда отпускать. Тебе была нужна помощь, а я… Моя ошибка сделала для тебя последние два дня невыносимыми, и я хочу это исправить.
Данакт молчал не из-за упрямства или страха, а простого непонимания сути открывшихся возможностей что-то требовать или же задать важные для него вопросы.
– Где мои родители? – чуть ли не жалостливо, как крик о помощи, вырвалось из него громче ожидаемого.
– Мы найдем их вместе, обещаю. Но сейчас, пока есть время, тебе надо…
– Нет! – Этот вопрос стал сердцевиной его самосознания, запустив дружеское соревнование между отчаянием и упрямством, то ли воссоздавая, то ли изобретая на ходу первые черты характера. – Я ничего не сделаю, пока не узнаю, где моя мама… где мой папа!
Тишина в голове уже начала провоцировать мысли о разрыве контакта с Бенджамином, ну или же не было никого, а голос – это попытка Данакта хоть как-то найти силы на дальнейшие, пока неизвестные действия. И вот когда Данакт уже собрался вновь спрятаться под лестницей до восхода солнца, Бенджамин заговорил вновь, причем куда с большим сопереживанием:
– Ты еще здесь?
– Да.
– Что ты помнишь о своих родителях? – Молчание Данакта было самым честным ответом на этот вопрос. – Смотри, я не знаю, где твой отец, никаких бумаг, указывающих даже на его имя, не было, а в базе тебя нет. Видимо, ты не был зарегистрирован при рождении. Но твоя мама не бросила тебя, потому что там, где ты проснулся, была твоя карта с вашими данными. Я все это тебе говорю для того, чтобы ты понял, насколько достоверно то, что тебе придется услышать. Твоя мама умерла. Если верить заключению морга, то это случилось за пару часов до твоего пробуждения. Мне очень жаль. Я обещаю, что мы найдем отца, но сначала ты должен уйти с улиц в безопасное место как можно быстрее.
– Нет. Я должен увидеть ее.
– Зачем? Это ничего не даст. К тому же это опасно, а тебя не должны видеть.
– Сейчас же ночь. Кто меня увидит?
– Ты уверен, что хочешь этого? Это трудное решение.
– Пока я ее не увижу – ничего не сделаю! Мне это нужно! – Данакт сам не ожидал такого порыва, отсюда и уверенность следовать ему.
– Хорошо. – Бенджамин же не скрывал вынужденного согласия, желая поскорее начать, дабы раньше закончить. – Но надо спешить. Делай ровно то, что я буду тебе говорить, тогда все получится.
Если бы Бенджамин не помог ему в поисках родителей, то, вероятно, ему было бы отказано по той же причине, что и Розе: Данакт не знает, почему должен им верить. Он даже не знает, верить ли словам о смерти мамы… А ведь он обязан что-то чувствовать из-за этой ужасной для нее участи, хотя на деле просто не верит в это. Словно умер не самый близкий человек, а просто кто-то незнакомый. Возможно, виною этому отсутствие в памяти ее образа – хоть какого-то, связывающего ту женщину с ним больше, чем простая роль. По сути, этот неопределенный комок в юной голове и занимал пока что все внимание по самой очевидной причине – это основа его самоопределения. Через маму он хотел найти свое место, понять, что с ним произошло и почему он такой, почему сейчас… Прямо как Роза заботится о Кларе, он представлял заботу его мамы о нем.