Оглушительный грохот донесся из коридора, эхом отдаваясь по всему дому. Люстра раскачивалась все более опасно. Костлявые руки хватались за занавеску, словно стремясь ее сорвать. Фернель, Симеони и Бассантен в волнении застыли на месте: строгий обряд запрещал им двигаться и реагировать.
Жюмель тепло улыбнулась Мишелю, так, словно в комнате они были вдвоем. Она медленно провела руками но бедрам, потом по животу, приподняла груди, стиснув их пальцами, и протянула мужу тугие, сразу набухшие соски.
С Мишеля будто спали чары, и он ощутил внизу живота сладостную тяжесть: мужская сила наконец пробудилась. Он приник к жене и, отзываясь на улыбку, стал ласкать ее волосы, ее грудь, пока эрекция не достигла полноты. Тогда он нежно завел руку ей под спину, укладывая в центре круга на слово HATHOR. Потом устроился рядом, переплетя ноги с ее ногами. Пальцы ее тем временем бережно помогали ему проникнуть в лоно.
А вокруг них творилось нечто невообразимое. Дверь трещала и подавалась, некоторые из нищих полезли в окно, и кривые ноги, торчащие из-за занавески, свидетельствовали о том, что кое-кто уже сидел верхом на подоконнике. По счастью, их движения были до крайности апатичны.
Трое магов по краям круга сбросили с себя всю свою нерешительность. Фернель поднял лицо к потолку и уверенно начал:
— Священные духи моря сочетаются браком с океаном, и соитие их посвящено первому из трехсот шестидесяти пяти существ, составляющих Абразакс. Как твое имя, Мишель де Нотрдам?
Мишель, обхватив Жюмель, испытывал уже первые содрогания наслаждения, но ему достало сил ответить:
— Сизисоф.
Фернель кивнул.
— Верно. Я посвящаю это мгновение року, богу всех богов. В час первый он имеет вид кота, и имя ему Фаракоунеф.
— В час второй он имеет вид собаки, — продолжил Симеони, — и имя ему Соуфи.
— В час третий он имеет вид змеи, — откликнулся Бассанген, — и имя ему Аберан Немане Фоуф.
Грохот ударов начал стихать, люстра перестала раскачиваться. Нищий, пролезший в комнату через окно, застыл в неподвижности, и из-за занавески высовывались спутанные волосы и вытаращенные глаза.
Мишель смутно воспринимал все происходящее. Бедра его ритмично двигались, живот толчками прижимался к животу Жюмель, которая, закрыв глаза, тихо постанывала. Временами глаза открывались и глядели на мужа отрешенным, повлажневшим взглядом. Ногами она обхватила бока Мишеля, помогая и понуждая его двигаться.
— В час четвертый он имеет вид скарабея, — продолжал Фернель, — и имя ему Сезенипс.
Симеони эхом отозвался:
— В час пятый он имеет вид осла, и имя ему Энфанхоуф.
Теперь была очередь Бассантена:
— В час шестой он имеет вид льва, и имя ему Байсолбай, и он контролирует время.
Нищий, пролезший в комнату, поспешно исчез, так же бесшумно, как и появился. Все затихло: ударов не было слышно, люстра больше не качалась. Мишель тяжело дышал, и его дыхание смешивалось с прерывистым дыханием Жюмель. Оба чувствовали, что их наслаждение близится к кульминации.
— В час седьмой он имеет вид козы, и имя ему Оумесфоф, — продолжил Фернель.
— В час восьмой он имеет вид Быка, и имя ему Дати-Фе, невидимый, — отозвался Симеони.
И тут, вместо того чтобы ответить ему в тон, Якоб Бассантен раскинул руки в стороны.
— Час восьмой есть час последний, как и восьмое небо последнее. И они сосуществуют с тремястами шестьюдесятью пятью сферами Абразакса, нашего солнца.
Мишель потерял власть над собой. Неистово сжимая грудь Жюмель, он чувствовал, как волнами изливается семя. Жюмель стиснула ягодицы мужа и потянула его на себя, словно желая сильнее насладиться влажным даром. Они тесно прижались друг к другу, слившись в одно целое.
Когда же затих последний спазм, Мишель приподнял голову, которая медленно кружилась. Только сейчас он заметил, что на пороге комнаты, опираясь на палку, стоит Ульрих. В глазах старика не было угрозы, только усталость и упрек. Голос звучал слабо:
— Мишель, ты пожелал аннулировать инициацию огнем. Жаль, я так на тебя рассчитывал. Но игра еще не сыграна, и ты это прекрасно знаешь. В ином месте и в другое время мы снова встретимся.
Шаркая ногами, старик удалился. Пентадиус, который, как всегда, стоял у него за спиной, бросил на всех злобный взгляд и последовал за учителем.
Встретившись с глазами Жюмель, Мишель прочел в них счастье и тревогу, словно она ждала неминуемого расставания. Он крепко ее обнял и долго успокаивал ласками и поцелуями, пока Фернель не тронул его за плечо.