Но все это было задолго до того, как Кэти приняла самостоятельное решение.
Я останавливаю машину в воротах.
– Я могу высадить тебя здесь и помочь донести вещи до входа в общежитие…
– Нет! – резко восклицает Кэти. – Не надо! – Она всегда легко раздражается, и хотя ненавидит этот свой недостаток, ничего не может с собой поделать.
– Хорошо, – спокойно говорю я, – тогда ты бери свои вещи и иди в общежитие. Я подожду здесь, пока ты не войдешь в здание, а потом пройду к миссис Андерсон.
– Нет! – Она почти дрожит он напряжения.
Я делаю небольшую паузу и тихо прошу:
– Может, поговорим?
Кэти отворачивается и смотрит в окно. Моя фраза чуть-чуть успокаивает ее, на что я и рассчитывала. Когда мы были в Калифорнии, я обратилась к психотерапевту с невыразительным именем Боб Блок, который оказался блестящим специалистом. Спустя некоторое время уговорила и Кэти придти к нему. Поначалу ей показалась дикой мысль изливать душу перед посторонним человеком, но потом она оттаяла, и судя по всему, сеансы Боба оказали на нее такое же благотворное влияние, как и на меня. Так вот, любимая фраза у Блока была: «Может, поговорим?»
Я чувствую, что буря позади, напряжение покидает Кэти. Она покачивает головой и смотрит на меня.
– Извини, мам.
Я беру ее за руку, некоторое время мы обе молчим. Наконец я говорю:
– У нас был длинный день…
И это правда. Обед начался и закончился с большим опозданием, поэтому, выезжая из Лондона, мы попали в обычный для пятницы затор, а еще через двадцать минут оказались в пробке, образовавшейся от тяжелой аварии на развязке возле Ипсуича. В итоге на дорогу, которая обычно занимает два с четвертью часа, мы потратили больше трех. К тому же было ужасно жарко, а Джош все время жаловался на головную боль.
Но Кэти не готова простить себя за то, что на несколько секунд потеряла контроль над собой. Она резко встряхивает головой.
– Джошу пришлось туго, – пытаюсь я помочь ей, – а Энн была на последнем издыхании.
– Энн была пьяна, – недовольно фыркает Кэти.
– Разве? – деланно изумляюсь я.
– Она выпила почти столько же, сколько и бабушка. – Кэти у нас пуританка. Она всегда обращает внимание на такого рода вещи и не переносит, если кто-то в семье выпивает лишнее. – К тому же она еще и переела. Это же надо, слопать три порции второго!
– Неужели? – воскликнула я. – Она в самом деле столько съела? Но, ты знаешь, ее можно понять: она так не любит, когда пропадает еда. – Судя по виду Кэти, она все еще напряжена, но мое последнее замечание заставляет ее слегка улыбнуться. Мы замолкаем, думая каждый о своем. Здесь, за городом, гораздо прохладнее, чем в Лондоне. Легкий ветерок шумит в кронах дубов… – Ну так что? – осторожно говорю я.
– Подвези меня к общежитию, мама. Пожалуйста. И извини.
Я быстро целую Кэти. Это максимум, на который она согласилась. Никаких объятий, никаких сцен прощания. Мы договорились об этом еще два дня назад. Но меня не оставляет страх перед предстоящим расставанием, и он усиливается по мере того, как мы приближаемся к общежитию, где живет Кэти.
Дочь легко выпархивает из машины и спешит к багажнику. Сумка тяжело плюхается на землю. Кэти подходит к моей дверце и прощается через стекло секундным взмахом руки. Потом она быстро отворачивается от меня и взваливает на плечи свою поклажу.
Я провожаю Кэти взглядом. Она неровным шагом продвигается к входу в здание общежития, пошатываясь под тяжестью сумок. В дверях оборачивается и посылает мне почти что веселую улыбку. Я тоже отвечаю ей улыбкой и беззвучно шепчу сквозь ветровое стекло: «Скоро увидимся.»
Ее улыбка является для меня хорошим знаком. Это символ ее готовности продолжать жить, бороться за успехи в школе. Кстати, именно Боб Блок посоветовал нам тщательно планировать нашу жизнь, выделять отдельные ее сегменты для работы, для развлечений, для переживаний. И Кэти приняла эти наставления. Судя по всему, она сделала для себя вывод о том, что школа предназначена для работы и для того, чтобы быть вежливой и приветливой с окружающими. А переживания и страхи она должна оставить для меня и Пеннигейта.
Как бы мне хотелось, чтобы Кэти была спокойной и беззаботной! Но это ей всегда давалось с трудом, что уж говорить о нынешних днях, когда жизнь нанесла ей такой страшный удар!
Миссис Андерсон, старшая воспитательница общежития, весьма по-деловому высказывает мне соболезнования, и я благодарна ей за то, что она проявляет свою обычную собранность и организованность. Мы обсуждаем с ней школьные дела Кэти, ведь девочке нужно догонять подруг, она пропустила немало занятий. Мы также говорим с миссис Андерсон о поездках моей дочери домой по субботам и воскресеньям. Миссис Андерсон готова отпускать ее так часто, как она пожелает, хотя полагает, что этим не следует злоупотреблять. От интерната до Пеннигейта всего пятнадцать минут пути, но ведь может получиться и так, что Кэти попадет домой тогда, когда там никого не будет. В конце концов мы приходим к согласию: при первой необходимости Кэти будет позволено позвонить мне из кабинета или служебной квартиры миссис Андерсон.