– Не сомневаюсь, что вам нужны деньги, – перебиваю я Шварца. – И если бы я могла взмахнуть волшебной палочкой, чтобы дать вам все необходимое, поверьте, обязательно бы это сделала.
Немного смягчившись, он смолкает.
– Если бы я могла дать что-нибудь сверх этого… Но за недвижимость моего мужа много не выручишь. У меня есть дом, но он заложен… Должны еще быть какие-то акции, но, похоже, они мне уже не принадлежат.
– Я уверен, что вы делаете все возможное, миссис Ричмонд, я не сомневаюсь в вашей готовности помочь, но дело не в этом…
Мы настороженно смотрим друг на друга. Я прекрасно понимаю, что все дело в том, что фонд остался без своих денег.
Я складываю свой листок.
– Мое предложение… Я понимаю, что это немного…
– Извините, но обсуждать это бессмысленно. Пропала крупная сумма денег. И принадлежат эти деньги нам, – Шварц в негодовании взмахивает руками. – Мы хотим, чтобы эти деньги были нам возвращены.
– Думаю, что это невозможно.
Он медленно скрещивает руки на груди.
– Да? Это почему же?
– Потому что денег нет.
– Вы серьезно?
– Ну… я почти уверена в этом.
Он приподнимает брови.
– Вы почти уверены? Извините, – произносит Шварц с явной насмешкой, – но как прикажете вас понимать?
Не будучи уверенной в том, что поступаю правильно, забыв о всяких предосторожностях, я говорю:
– Мы искали. Везде. Мы не можем найти эти деньги.
– Вы не можете найти деньги. Простите, но нас это не касается. Может быть, они сейчас в каком-нибудь банке?
Этим вопросом он положил меня на обе лопатки. Он добился от меня признаний, которые совсем не понравились бы Джеку.
– Мы обнаружили секретный счет в банке, но на нем ничего не оказалось.
Он изображает понимание на лице, как бы говоря: «Ну вот-вот, это уже ближе к делу».
– Мы пытались выяснить, куда делись деньга, но, похоже, их уже не найти.
Теперь он воспринимает мои слова более серьезно:
– Не найти? – переспрашивает Шварц.
– Похоже, что так.
– Вы уверены в этом?
Я отвечаю, что абсолютно в этом уверена. Он внимательно смотрит на меня, как бы пытаясь убедиться в том, что я говорю правду.
– Прекрасно! – наконец восклицает он со злостью. – Просто прекрасно! – Шварц корчит гримасу недовольного ребенка, которая сразу делает его лицо менее грозным.
– Мне очень жаль, – выдавливаю я.
Он выдерживает паузу.
– Ну и что же нам теперь делать? Забыть об этих деньгах? Но мы не можем вот так просто списать эти деньга! Я должен предупредить вас, что попечители собираются обратиться к адвокатам. Не говоря уже о полиции. – Он хочет добиться от меня реакции на его слова. – И они абсолютно правы! – восклицает Шварц. – Это кража! Самая подлая и отвратительная кража! – Несколько секунд он молчит, потом уже спокойнее произносит: – Извините, я не хотел…
Но мы оба знаем, что он прав, хотя и высказал свои обвинения в сердцах.
Уходя, я вспоминаю о наказах Джека и думаю, не слишком ли много я выболтала?
– У него не было достаточной поддержки, вот в чем все дело! – взволнованно восклицает Энн. Она смотрит на Чарльза, а затем на Диану, но я понимаю, что ее слова адресованы мне. Мы сидим дома у Энн и Чарльза в гостиной и обсуждаем возможные причины, заставившие Гарри пойти на самоубийство.
– Дорогая, я боюсь, ты неправа, – бормочет Чарльз. – Думаю, что у него просто было много проблем…
– Но если бы только он мог поговорить о них с кем-нибудь откровенно, – отвечает Энн, обращаясь к Чарльзу. – Вот что самое страшное. Ведь хоть кто-нибудь должен был понять его состояние. Хоть кто-нибудь.
Я, наверное, должна оправдываться, на что, похоже, Энн и рассчитывает, но мне не хочется начинать спор, неприятный для нас обеих.
В этот момент Диана что-то тихо сказала, но никто ее не расслышал, так что ей приходится повторить свои слова. Причем с явным раздражением.
– Гарри не любил разговоров по душам. Ни с кем. – Она вздыхает и тянется за сигаретой.
В комнате очень душно. Шторы задернуты, хотя я не знаю, зачем: чтобы укрыться от солнца или же в знак уважения памяти Гарри. В полумраке шторы кажутся очень тяжелыми и непомерно раздувшимися, а пейзажи в позолоченных рамках – темными и мрачными.
– Я думаю, мы все должны признать, – говорит Чарльз, – что он умел хорошо скрывать свои проблемы от других. По крайней мере, от всех нас.
– О чем ты говоришь! – чуть ли не навзрыд восклицает Энн. – Я знала: что-то не в порядке, знала! Просто не хотела надоедать ему расспросами. Мне казалось, ему бы это не понравилось. Но я знала, что ему тяжело. – Она резко замолкает.