– Но если вы вспомните, то…
– Разумеется.
Доусон провожает меня до двери в дом, чуть склоняет голову и направляется к полицейской машине. Неожиданно звук его шагов по гравию затихает. Я поворачиваюсь и вижу, что он смотрит на меня.
– Да, совсем забыл задать вам один вопрос, – громко говорит он. – Насколько я знаю, на «Минерве» была радиостанция. Не было ли у мистера Ричмонда наряду с ней каких-либо других средств связи? Например, мобильного телефона?
У меня спирает дыхание.
– Вообще-то он купил такой телефон.
– И в тот день он был при нем?
Я поднимаю руки и устало улыбаюсь.
– Инспектор, вы задаете мне много вопросов, на которые я просто не знаю ответов.
Письмо от Гиллеспи в три строчки. Он хочет узнать, успела ли я ознакомиться с его предложениями по моим финансовым вопросам. И если да, готова ли уведомить его относительно своего решения.
Я достаю ранее присланный им документ, кладу его на стол Гарри, утыкаюсь взглядом в колонки цифр и сразу ощущаю собственную беспомощность. К третьей странице я окончательно теряюсь.
Я отталкиваю бумагу словно ребенок, который не хочет иметь дело с неприятными вещами. В мозгу роятся мысли о Доусоне и лодках. Он, наверное, и плоскодонку забрал из яхт-клуба в полицию. Интересно, что он рассчитывает обнаружить на ней? Ведь она отремонтирована и места ударов о траулер закрашены.
А что он хочет найти на «Зодиаке»? Я вспоминаю, как отскребала ее от грязи у пристани, как стояла на бетонной площадке перед гаражом и наблюдала за Морисом, который тщательно мыл ее горячей водой с порошком.
Невольно перед глазами всплывает картина: поскользнувшись на кроваво-иловой смеси, я выбираюсь из лодки, а вдалеке, в доме, рыдает Кэти.
– При сложившихся обстоятельствах, которые попечители согласились признать исключительными, они готовы согласиться на сделанное вами предложение.
Теперь очередь Тима Шварца читать по бумажке, что он и делает.
– Алло, – говорит он, поскольку я не реагирую. – Вы слышите?
– Да, слышу.
– Но они спрашивают, нельзя ли увеличить первую сумму? – В его голосе явное неудовольствие от того, что ему приходится сообщать мне это известие.
Звонок Шварца застал меня на кухне. Я подхожу к стойке и подтягиваю себе стул.
– Мне будет трудно сделать это.
– Может, вы могли бы тогда предложить нам график выплат?
– Ну…
– Хотя бы примерный.
– Я должна подумать.
Пауза.
– Это сложно для вас?
Я слышу звук открывающейся двери и поворачиваюсь. Это Кэти. Она проплывает мимо меня в сторону холодильника.
– Могу я заехать к вам в ближайшее время? – спрашиваю я. – Просто сейчас я очень занята.
– Ах, да, понятно. Хорошо, давайте встретимся, когда у вас будет время.
– Я постараюсь…
– Простите, миссис Ричмонд, в вашем голосе я улавливаю нотки сомнения. Ваши планы не изменились?
Кэти стоит у открытого холодильника и достает что-то с нижней полки.
– Нет, нет, что вы! Нисколько. Просто сейчас у меня очень трудно со временем.
– Я не собираюсь давить на вас, но хотел бы знать конкретно, когда мы можем встретиться.
– Хм… На следующей неделе?
Кэти достает из холодильника кока-колу, минеральную воду и фрукты. Прижимая все это к груди, ловко закрывает ногой дверь холодильника. Когда она поворачивается и идет через кухню обратно, я замечаю, что во рту у нее кусок пирожного со взбитыми сливками.
– Значит, я могу позвонить вам в понедельник? – спрашивает Шварц. – Да, и еще…
Какое-то глухое восклицание. Кэти остановилась посреди кухни и беспомощно смотрит, как кусок пирожного ползет вниз у нее по груди, оставляя на футболке жирный след. Наконец он шлепается на пол.
– Попечители просили меня передать вам соболезнования, – добавляет Тим, – по поводу гибели вашего мужа.
Кэти с неудовольствием оглядывает свою футболку и нахмуривается. Но буквально через секунду поворачивается ко мне с озорным смешком в глазах.
– Простите? – возвращаюсь я к разговору со Шварцем.
– Попечители. Они шлют вам соболезнования. На верхней губе у Кэти остаются усики из крема.
Я беззвучно смеюсь и с трудом произношу.
– Да, спасибо. – Я чувствую, что мои паузы приводят Шварца в некоторое смятение. Видимо, он полагает, будто я еле сдерживаю слезы, и торопливо бормочет что-то насчет того, что может позвонить и в среду, если мне так удобнее.
Положив трубку, я взрываюсь смехом. И, подойдя к Кэти, обнимаю ее. Она утыкается мне в шею.
Кэти! Моя девочка, моя родная!