– Какая наглость! Как могут они так поступать с вами в вашем положении!
«В моем положении». Вот именно. Это как раз и означает, что оно существенно изменилось.
Наконец около двух часов появляется Фишер и длинными сумрачными коридорами приводит нас в ту самую холодную комнату, где я уже была раньше. Доусон тяжело встает и выходит из-за стола, чтобы пожать мне руку. Лицо у него одутловатое и усталое. Он бросает мне короткую улыбку.
Пока мы ждем чай, царит молчание. И когда Доусон сморкается в платок, звук этот гулко отдается от стен комнаты.
В отличие от прошлого раза женщина в полицейской форме, которая принесла нам поднос с пластиковыми стаканчиками, не уходит, а устраивается на стуле возле двери. Я обращаю внимание на то, что сегодня, помимо Фишера, в комнате присутствует еще один молодой полицейский, сидящий на табурете у стены.
После того, как мы с Леонардом усаживаемся, Доусон поворачивается ко мне, включает магнитофон и произносит обычные вступительные фразы. Нос у него заложен, и голос от этого глухой и болезненный. Назвав место, время и участников процедуры, инспектор неожиданно вздергивает подбородок и, смотря мне прямо в глаза, произносит:
– Миссис Ричмонд, я должен уведомить вас, что с сегодняшнего дня мы возбуждаем уголовное дело по факту смерти вашего мужа. Расследование по нему ведется как по делу об убийстве.
Я вижу, как Леонард вскидывает голову и делает протестующий жест рукой.
– Здесь какая-то ошибка!
Не думаю, что в данном случае это подходящая реплика. Может быть, Леонард блестящий специалист при составлении завещаний, но в этой ситуации он явно делает что-то не то.
Проигнорировав восклицание Леонарда, Доусон вновь переводит взгляд на меня.
– Я понимаю, миссис Ричмонд, что для вас это неожиданность. Если вы хотите, мы можем на некоторое время прервать нашу беседу.
Я понимаю, что от меня ждут какой-то реакции. В горле першит, в желудке похолодело. В изумлении я произношу громким шепотом:
– Я не могу… Я не понимаю… Кто? Почему?
– На эти вопросы нам и предстоит ответить.
– Но у вас уже есть какие-то соображения?
– Расследование находится на начальной стадии. Пока ничего определенного сказать нельзя.
– Но вы уверены..? – восклицаю я. – Уверены, что кто-то..?
– Да, у нас есть основания для того, чтобы сделать такое предположение.
Несколько раз я произношу одно слово: «Боже!»
– Может, вы хотите, чтобы мы прервались на несколько минут? – повторяет Доусон свое предложение.
Видя, что от Леонарда мне помощи сейчас не дождаться, я отрицательно качаю головой. Вдруг лицо Доусона болезненно морщится и он едва успевает отвернуться в сторону, чтобы громко чихнуть в торопливо подставленный платок.
Неожиданно для меня самой из моих глаз скатываются две крупные слезы и звонко шлепаются на руки. Я быстро вытираю глаза тыльной стороной ладони.
Занятый своим носом, Доусон, кажется, не замечает этого. Он комкает платок и говорит:
– Я думаю, вы понимаете, миссис Ричмонд, что при сложившихся обстоятельствах мы обязаны проводить расследование весьма интенсивно. Нам придется вновь вернуться ко всем обсуждавшимся ранее вопросам, но уже максимально подробно.
Я молча киваю.
– Могли бы мы начать с двух моментов? – полуспрашивает, полуутверждает Доусон. Теперь его слова звучат как слова полицейского. – В тот день, когда вы помогали своему мужу подготовиться к плаванию, то есть в пятницу двадцать шестого марта, видели ли вы ружье, которое могло принадлежать мистеру Ричмонду?
Вопрос гулко отдается у меня в голове. Почему он снова спрашивает меня об этом? Неужели что-то знает? Я судорожно обдумываю ответ.
– Нет. Я не видела ружья.
– Ни в машине, ни на яхте?
– Я не была на яхте в тот день, – замечаю я.
Доусон принимает замечание легким наклоном головы.
– А возле яхты?
– Нет.
– Значит, вы нигде ружья не видели? – Инспектор задумчиво поглаживает свой нос.
– Нет, – повторяю я с некоторым трудом. Инспектор разворачивает свой платок (похоже, он давно уже в употреблении) и выискивает место, куда высморкаться.
– У вашего мужа было две лодки – пластиковая плоскодонка и резиновая надувная, которую в вашей семье называли «Зодиак». Не могли бы вы сказать, какая из этих лодок была в тот день у пристани?
Я качаю головой.
– К сожалению, не помню.
Доусон опускает взгляд на стол, и я вижу, что губы у него раздраженно поджимаются.