– Нет, нет, не надо. Дело в том, что директор этой благотворительной программы настойчиво напрашивается на встречу. В понедельник мне придется его принять.
– Тим Шварц? – восклицает Маргарет. – Но это же нахальство! Он ведь уже выходил на меня и мистера Гиллеспи. Я поговорю с этим парнем. Что за бесцеремонность! Как он может обременять своими проблемами в такое трудное для вас время!?
– Он говорил, что пытался выйти на мистера Гиллеспи, но ему это не удалось.
– Вот именно! Тем более он не имеет права беспокоить вас. Давайте, я отошью его, хорошо?
Я почти готова сказать «Хорошо», но воспоминание о настойчивости Шварца мешает мне сделать это.
– Он не говорил вам, чего он хочет?
– Толком я не поняла, – сказала Маргарет и тут же поправилась: – Вообще-то он спрашивал о банке, занимавшемся проводкой собранных средств. Когда же я назвала банк, Тим сказал, что этого ему недостаточно и что он хотел бы получить доступ к счетам. Тогда я адресовала его к мистеру Гиллеспи.
– Счетам? – удивилась я.
– Да, именно. Но, по-моему, у нас их вообще никогда не было. Во всяком случае, я не помню, чтобы они к нам приходили. Бухгалтерский учет по этому проекту вел кто-то в самом благотворительном обществе. Если хотите, я дополнительно уточню у мистера Гиллеспи.
Гиллеспи – это бухгалтер Гарри. Я видела его всего два раза, и от этих встреч у меня сохранилось какое-то неприятное ощущение. Я отрицательно качаю головой.
– Ну что, отшить мне Шварца? – повторяет свой вопрос Маргарет.
Предложение соблазнительное, но если я не встречусь с Тимом Шварцем, то кто же это сделает? А он, по-моему, не из тех, кто легко сносит обиды. Кроме того, Гарри ведь имел какое-то отношение к этому благотворительному проекту. А раз так, я должна разобраться в возникших вокруг него вопросах. Еще в Америке я приняла решение не уходить от оставшихся после Гарри проблем, какими бы неприятными они ни были.
– Нет, не стоит. Будет лучше, если я встречусь с ним.
Уже садясь в машину, Маргарет говорит:
– Может, мне следует все-таки уточнить у мистера Гиллеспи по поводу этих счетов? У кого находятся копии?
Мне не хочется принимать никаких решений, но я коротко соглашаюсь с предложением Маргарет.
Прежде чем пройти в гостиную к терпеливо ожидающему меня Леонарду, я выхожу в сад и зову Джоша. Сад кажется мне огромным. Теплый воздух напоен ароматом сосен и трав. Лучи вечернего солнца красиво освещают лужайку. Лениво жужжат какие-то жуки. Со стороны реки доносятся крики птиц.
Я дома. Неожиданно на меня накатывает волна успокоения и даже благодарности судьбе за то, что я снова нахожусь в этом маленьком уголке Вселенной. И все здесь каким-то чудом сохранилось почти прежним. Я опасалась, что возвращение будет для меня гораздо более тяжелым. Что мне будет больно вновь видеть это великолепие вокруг, спать в нашей с Гарри кровати, дотрагиваться до его одежды… Но оказалось, что внутренне я сильнее, чем представляла раньше. Видимо, прежде просто не замечала этого.
Я снова зову Джоша, но если он меня и слышит, то, наверное, не хочет сейчас отвечать. Возвращаюсь в дом. Прохожу через холл, на цыпочках миную дверь в гостиную и вхожу в небольшой коридорчик, ведущий в кабинет Гарри. Стены здесь обшиты деревом, на них развешаны гравюры с охотничьими сюжетами и старинные карты Саффолка. По середине правой стены висит оправленная в раму большая морская карта. Она тоже старая. Надписи, знаки и стрелки на ней нанесены очень плотно и сильно поблекли. Я вглядываюсь в карту и лишь через несколько секунд нахожу на ней отмель Ганфлит. На карте она представляет из себя как бы язык пламени, вторгающийся в море далеко на юг прямо от устья Темзы. На карте отмель лежит значительно левее того маршрута, по которому должен был следовать Гарри. Если они всерьез собрались его искать, то это место нисколько не перспективнее других.
Но лучше бы они оставили Гарри в покое. Мысль о том, что его могут найти, доставляет мне почти физическую боль. Если его найдут, это выльется в дополнительные страдания для меня и детей и больше ничего. Об этом, похоже, никто просто не задумывается. Видимо, потому, что никто не спрашивает моего мнения, а мне следовало бы высказать все накопившееся на душе. Но если я начну говорить, то ничто уже меня не остановит. Я буду говорить долго и жестко, вот только не уверена, что это получится у меня убедительно.
ГЛАВА 3
После сумрака коридора свет в гостиной больно бьет в глаза. Леонард сидит в кресле у камина. Услышав меня, он поспешно встает во весь свой высокий рост.