Лицо его освещается искрой надежды, но она быстро гаснет по мере того, как он просматривает бумагу.
– Не думаю… – Шварц вглядывается в строчки. – Нет. Здесь ничего нет. – Он отрицательно качает головой и протягивает список обратно.
Может, скорость, с какой он пришел к своему заключению, а может, эта его мрачность наводит меня на мысль: Шварц прекрасно знает, что именно ищет, и в данный момент отчаялся это найти. Я не могу также избавиться от ощущения, что Тим считает Гарри в какой-то степени виновным в отсутствии необходимых документов. Это ощущение мне неприятно. Где-то в глубине души мне хочется, чтобы эти проблемы не касались меня, хочется перебросить их другим людям, как я поступала при жизни Гарри со всеми сложными вопросами. Но тут же вспоминаю, что несколько недель назад твердо пообещала себе не уходить теперь ни от каких проблем. Какими бы неприятными они ни были.
– Мистер Шварц… Тим… – Я неуверенно улыбаюсь. – Понимаете, когда кого-то теряешь… Когда с тобой и твоей семьей происходит что-то ужасное… Да, люди добры. Удивительно добры. Я была просто поражена. Столько писем, столько звонков. И я понимаю, что для них не так легко найти нужные слова и так далее…
Тим Шварц слушает с усталым вниманием человека, который опасается слишком обременительных откровений.
– Но иногда, – продолжаю я, – в своем стремлении облегчить твое горе и боль люди проявляют излишнюю заботу. Они, как бы это сказать, пытаются оградить тебя от лишних переживаний и делают это, разумеется, по душевной доброте, но иногда их действия могут привести к обратным результатам. И на тебя неожиданно сваливаются такие вещи, каких ты не ожидаешь.
Мне не нужно продолжать, он меня хорошо понял.
– Я уже говорил об этом деле с вашим бухгалтером, – произносит Шварц с нажимом.
После своего возвращения из Америки я обратила внимание на отсутствие каких-либо контактов со стороны Гиллеспи. Теперь же не исключаю, что его молчание имеет под собой некоторое основание. Эта мысль, а также явная осторожность, проявляемая в беседе Тимом Шварцем, заставляют меня обратиться к нему с просьбой о дополнительных разъяснениях.
Он несколько мгновений смотрит в пол. Ему явно не хочется ввязываться в осложнения. Но когда поднимает взгляд на меня, я вижу в его глазах некую решимость.
– Дело в том, что пропал главный счет, который был… Который теоретически должен был быть выставлен нашему благотворительному обществу компанией под названием «Маунтбэй». Во всяком случае, на их имя был сделан крупный перевод. Хотя нам неизвестно, в чем конкретно состояли якобы оказанные этой компанией нашему обществу услуги. Так вот, этого счета нет. Кроме того, другие счета от «Маунтбэй», которыми мы располагаем, не могут являться официальными документами для аудиторской проверки. В них ничего не говорится о том, какие именно товары или услуги поставляла обществу компания. Аудиторы провели предварительную проверку, но среди компаний, занимающихся обслуживанием благотворительных концертных программ или работающих на рынке соответствующей аппаратуры, «Маунтбэй» не значится. Никто из принимавших участие в концертах музыкантов тоже не слышал о такой компании. Аудиторы не нашли ничего – ни одного контракта или договора – что указало бы им на характер деятельности или принадлежность «Маунтбэй». – Шварц резко замолкает и смотрит в сторону.
– Таким образом… – несколько отстраненно произношу я, стараясь не выдать своей заинтересованности. – Таким образом, вы платили «Маунтбэй»…
– Мы не платили, – сразу же поправляет меня он. – Платила специально организованная для осуществления финансовых расчетов фирма «Благотворительные концерты для румынских детей-сирот». «БКР». Мы подумали, что будет правильно, если собственно филантропическую деятельность разъединить с финансовой.
– «БКР». Но несомненно… – Я судорожно ищу, что сказать. – Но несомненно вам смогут помочь люди из «Маунтбэя». Там должен быть хоть кто-нибудь, знающий, что именно поставляла фирма.
Щварц откидывается на спинку кресла.
– Это оффшорная компания, – с расстановкой произносит он. – Зарегистрирована в Гернси. С мизерным уставным капиталом и несколькими подставными физическими лицами в качестве акционеров. В штате нет ни одного сотрудника.
– Вот как? – Я не совсем понимаю, как это в штате компании может не быть сотрудников. – Разве у этой фирмы нет владельцев? Может, они что-то знают?