Последовала длинная пауза, затем он пробормотал:
– У меня слишком много работы.
– Как жаль, – сказала я с искренним сожалением. – Тогда, может, чай? Я имею в виду, дома. Я могла бы испечь пирог.
«Боже, как мне надоело вот так вот изворачиваться!»
Гарри посмотрел на меня странным несфокусированным взглядом, как будто всматриваясь куда-то в будущее, где мне уже нет места. Потом отвернулся и закрыл глаза.
Я еще подождала, но он молчал. Помню, именно тогда меня пронзило сознание того, что несмотря на все мои усилия вернуть наши прежние отношения мне это уже не удастся. Причина была в том, что желание Гарри разрушить их было сильнее моего желания их сохранить. И я больше не могла сопротивляться ему. До тех пор возможность распада нашей семьи была абсолютно нереальной, она представлялась чем-то отдаленным и невероятным, но в долгом молчании той ужасной ночи я в конце концов поняла: все-таки это может случиться. Поняла… и испугалась. От самой этой мысли мне стало плохо. Меня одновременно охватили чувства отчаяния и гнева.
Я назвала его по имени. И подойдя к дивану, встала возле него на колени.
Глаза Гарри оставались закрытыми, губы сжаты в тонкую линию.
Надо мной нависали беззвучные отголоски наших несостоявшихся разговоров. Мне хотелось сказать Гарри что-то новое. Но на ум ничего не приходило. Все слова укладывались в одну фразу:
– Я хочу понять… Просто хочу понять…
Я слышала, что слезы в моем голосе выдают меня. Я понимала, что все делаю не так. К тому времени он уже открыто отстранялся от моих прикосновений, но это не остановило меня протянуть руку и положить на его ладонь. Он напрягся, как будто от электрического разряда.
– Пойдем в постель… Почему ты..? – Голос у меня продолжал дрожать.
Я и сейчас удивляюсь, как смогла это сказать? Ведь мы спали порознь и не прикасались друг к другу уже много недель. Ведь меня к тому времени уже почти добила мысль о том, что все наши беды, возможно, начались из-за каких-то моих ошибок.
Наверно, это предположение было тем единственным, что оставалось в моем распоряжении. Но даже неловко выговаривая его, я со страхом признавалась себе, что обречена на неудачу.
Гарри открыл глаза и уставил взгляд в потолок. Он ничего не говорил. Он ждал. Он заставлял меня ждать. Наконец, Гарри повернул лицо и посмотрел на меня с таким презрением и ненавистью, что я содрогнулась от унижения. Такое впечатление, что он сделал это просто из желания доставить мне боль. В горле у меня пересохло, в висках бешено застучало, в груди забурлил гнев. Раньше я не испытывала ничего подобного. Это была какая-то всепоглощающая волна, которая захлестнула меня целиком. Я подумала о том, как прицельно разрушает Гарри нашу семью, какой ущерб, моральный и материальный, он нам наносит. Мелькнула мысль о Кэти. В тот момент я уже забыла о том, что Гарри находился в состоянии чудовищного стресса, что он был почти болен. Я помнила только, до чего он меня довел. И впервые в жизни мне захотелось ударить его. Доставить ему такую же боль, какую он доставлял мне. На секунду мне захотелось убить его.
Я не помню, сколько тогда прошло времени. Ярость внутри меня наконец улеглась. Я поднялась и вышла из гостиной. Для меня стало очевидно, что в те несколько мгновений произошло нечто страшное. Мы оба перешли Рубикон. Мы оба заглянули в глубину пропасти, в которую скоро могли низвергнуться.
Я открываю дверь в кабинет, и неровный стук машинки прекращается. Маргарет поворачивается ко мне на своем стуле.
– Ну как?
– Да никак, по сути, – пожимаю я плечами. – Список, подготовленный вами, его не заинтересовал.
Я сажусь за стол Гарри. Маргарет уже объяснила расположение на нем бумаг. Прямо передо мной лежат отпечатанные письма, ожидающие моей подписи. Справа – те, на которые я должна отвечать лично. Там же – оплаченные и несколько неоплаченных счетов с вопросами. Слева – кое-какие документы с приклеенными к ним желтыми листочками, на которых рукой Маргарет сделаны аккуратные пометки. На отдельном листе записаны сообщения, полученные на автоответчик за субботу и воскресенье, и еще шесть-семь за сегодняшнее утро.
Глядя на все это, я испытываю непонятный страх. Подтягиваю к себе ближайшую пачку писем и невидящим взглядом упираюсь в первое из них. Я все еще думаю о Тиме Шварце.
– Маргарет, где у нас записные книжки Гарри? Его ежедневники?
– Настольные ежедневники находятся в офисе, – говорит Маргарет своим ровным голосом. – Книга с адресами здесь. И ежедневник на этот год тоже.
Я немного отодвигаюсь от стола и открываю средний ящик. Достаю оттуда старые записные книжки и передаю их Маргарет.