– Мальчик совсем отбился от рук. Его просто необходимо отдать в интернат.
Я ничего ей не ответила. Просто не нашлась, что сказать. Несколько секунд молчала, потом продолжила обсуждение других вопросов. Но Диана на этом не успокоилась. Когда я уже пошла к двери, она бросилась за мной и схватила за руку.
– Дети должны воспитываться с другими детьми, а не сидеть под крылом у матери, – произнесла она поучающим тоном. – Уж ты мне поверь.
Я отъехала от ее дома, еле сдерживая возмущение. Почему Диана не хочет попытаться понять меня, как я стараюсь понять ее? Разве она не мучила Гарри всю жизнь? Видимо, остатки раздражения сохранялись на моем лице вплоть до того момента, когда я подъехала к дому Морланда и он вышел встретить меня. Во всяком случае, Ричард внимательно посмотрел мне в глаза, пригласил в сад, где усадил в кресло и дал в руку бокал с вином. Разговор он, видимо намеренно, начал с каких-то отвлеченных тем. Может, под воздействием вина, а, может, ровного и спокойного голоса Морланда злость во мне скоро ушла, уступив место усталости.
Наблюдая, как Ричард аккуратно режет хлеб, я задумчиво произношу:
– Все это очень странно. Ведь Джош никогда ничего от меня не утаивал. И я считала, что так будет всегда.
Рука у Морланда на секунду замирает.
– Я думаю, любому человеку нелегко выразить свои внутренние переживания. Видимо, и Джош не всегда понимает, что именно его беспокоит, – говорит он.
– Может быть, – соглашаюсь я. – Но ведь в Америке у него все было в порядке. – Я делаю еще один глоток, и явно превышаю свою обычную норму. Вино слегка ударяет мне в голову, но я не обращаю на это внимания.
Морланд кладет ломтики хлеба и куски сыра на тарелку и ставит ее передо мной. Я послушно делаю бутерброд.
– Мне кажется, он меня за что-то винит, – продолжаю я. – За то, что неправильно сделано мною.
Но я не знаю, что именно. Единственное, что приходит в голову, – это то, что в последнее время я невольно уделяла ему меньше внимания. После смерти Гарри Кэти была в таком ужасном состоянии, что я оказалась вынужденной сосредоточить силы на ней. Нет, я не забыла о нем… – Я смотрю в сад невидящим взглядом и подбираю слово. – …Просто я исходила из того, что у Джоша все более или менее нормально.
Морланд тоже делает себе бутерброд и задумчиво жует.
– Дети с возрастом всегда ставят перед своими матерями сложные проблемы. Это неотделимо от процесса взросления. Таким образом подросток постигает мысль о том, что когда-нибудь он все равно расстанется с матерью. Все дети таковы. С возрастом с ними становится все труднее. И я был таким. В тот период, когда начал ощущать в себе потребность в самостоятельности.
Я пытаюсь представить себе Морланда, который не в ладах со своей матерью.
– Мне что-то в это не верится.
С грустной улыбкой он пропускает мое замечание мимо ушей и спрашивает:
– А с вами разве такого не случалось?
– Иногда я бывала просто несносной. Но на это имелись причины. – Я делаю паузу, и не потому, что не хочу быть откровенной с Морландом. Нет, я все больше проникаюсь к нему симпатией. Просто все эти воспоминания тяжелы для меня. – Моя мать была… Как бы поточнее, сказать… сложной. С ней было трудно не только мне, но и моему отцу. Она умела поставить все с ног на голову, умела заставить нас думать, что в любых бедах или несчастьях нашей семьи виноваты прежде всего мы с отцом. Когда папе становилось невтерпеж, он уходил из дома, обычно в гольф-клуб, и допоздна не возвращался. А я… – Неожиданно у меня перехватывает горло, старые обиды не дают говорить. – В общем, с ней было нелегко.
– У вас не было братьев или сестер?
– К сожалению, нет. Может, это могло бы… – Я пожимаю плечами. – Короче, я постаралась покинуть дом как можно раньше. Поступила в художественный колледж и встретилась с первым в моей жизни интересным мужчиной. Точнее, необычным мужчиной.
– Он тоже учился живописи?
– Нет, музыке. В Королевской Академии. И играл на пианино в джазовом ансамбле, в котором участвовала и я.
– Вы участвовали в джазовом ансамбле? – Морланд присвистнул. – Вот это да! На чем же вы играли?
– Я не играла, я пела джаз.
– Пели? Джаз? – Ричард смеется в откровенном удивлении.
– Да, джазовые мелодии. Мне это очень нравилось. – Обычно я не люблю рассказывать о своей музыкальной молодости, но вино и настроение развязывают мне язык. – В ансамбле я не ощущала одиночества. В молодости я была очень застенчивой, друзей у меня почти не было. Пение придавало мне уверенность в себе.