– Этот Ричард Морланд, – громко начинает Энн, устраиваясь на переднем сидении. – Я ведь хорошо помню, что Гарри называл его имя. Он не двоюродный брат Фенимора? По-моему, Гарри упоминал о нем как о кузене Фенимора.
– Тогда Гарри имел в виду совсем другого парня. И фамилия у того была Морингем, а не Морланд, – спокойно замечает Чарльз.
– Ах вот как! – несколько обиженно восклицает Энн. – Надо же так все перепутать!
Я вновь закрываю глаза и думаю о своих детях. Прежде всего о Кэти. Она родилась в такое трудное для меня время. Наверное, опасения и переживания тех дней сильно отразились на ней. Еще ребенком она с таким трудом справлялась с мало-мальски сложной ситуацией, что для ее разрешения мне приходилось напрягать все свои силы.
Наше с Кэти будущее представляется мне очень расплывчатым. Иногда я вижу его как ровную и гладкую дорогу. Но чаще, особенно по ночам, оно предстает передо мной в виде мрачного и угрюмого пространства со множеством непреодолимых препятствий. В такие моменты меня пронзает страх, я просыпаюсь и долго лежу без сна в темноте.
Мы пережили с Кэти очень много. И я постоянно напоминаю себе, что сейчас нам остается только одно – держаться.
ГЛАВА 2
– Высади меня у ворот! – неожиданно произносит Кэти резким напряженным голосом.
Я смотрю на дочь с удивлением: ведь еще минуту назад у нее было нормальное настроение.
– Но твои вещи? – мягко реагирую я. – Каким образом ты донесешь их до общежития? Ведь это далеко от ворот. А кроме того, я хотела поговорить с миссис Андерсон.
Кэти молчит и смотрит прямо перед собой. Рот сжат в упрямую линию, она намеренно не хочет встречаться со мной взглядом. Мне непонятна причина ее столь неожиданного решения. Почему она боится, что меня увидят ее подруги? Может, опасается проявлений сочувствия с их стороны и не хочет, чтобы я присутствовала при этом?
Я понимаю состояние дочери, но не могу не думать и о практических сторонах жизни: тяжелый чемодан Кэти я отправила в интернат вчера, а у нас в машине остаются еще две увесистые сумки с ее вещами и большая магнитола. Как она донесет все это?
И все же я решаю не спорить с дочерью. Ведь скоро нам предстоит расстаться, а это само по себе будет так тяжело после всего, что мы пережили за последние недели.
Вот и ворота. Не знаю почему, но все-таки этот интернат мне не нравится. Нет-нет, в принципе и само заведение, и место, где оно расположено, вполне достойные. Белые оштукатуренные жилые корпуса живописно разбросаны среди аккуратных лужаек и небольших островков леса. Судя по рекламным проспектам, в интернате имеется необычно большое количество спортивных залов, площадок и теннисных кортов; есть даже свой пятидесятиметровый плавательный бассейн. И все говорят, что уровень обучения здесь также весьма высок. Преподаватели Кэти уверяют, что с ее результатами она через три года легко поступит в очень приличный университет. Но душа у меня к интернату не лежит. Здесь родители на месяцы поручают своих детей незнакомым людям, и, в отличие от меня, делают это, по-видимому, с легким сердцем. Да, вам говорят здесь, что расставание с семьей не нанесет ребенку никакого вреда, что он будет окружен почти семейным вниманием и заботой. Я не верю в это. По-моему, система интернатов – это своеобразное английское сумасшествие, такой же атавизм диккенсовских времен, как и детский труд.
Я всегда говорила Гарри, что не отдам своих детей в интернат. И говорила об этом твердо. Сначала Гарри серьезно сопротивлялся и, прежде всего, в отношении Джоша. Он готов был отправить сына в интернат в том же возрасте, когда отправили и его самого, то есть в семь лет. Гарри считал, что интернатское воспитание пошло ему на пользу. Я допускаю это, особенно если учесть, что у него с детства были весьма сложные отношения с матерью. В стремлении Гарри отправить Джоша в интернат был и еще один момент (хотя мой муж никогда не говорил об этом открыто). Он считал, будто воспитание в мужском коллективе обеспечит нормальное созревание Джоша, чего трудно добиться в условиях, когда над сыном трясется его слишком любящая мать. Я упорно стояла на своем, и в конце концов Гарри сдался: Джоша отдали в обычную дневную школу.
Что касается Кэти, то в отношении нее все было по-другому. Гарри никогда не ставил вопрос об интернате. Когда мы поженились, Кэти исполнилось пять лет. Уже в то время у нее был трудный характер, но надо отдать Гарри должное: он сумел преодолеть естественные эмоции и относился к девочке с удивительным терпением и пониманием, чем восхищал меня. Он с самого начала понял хрупкость натуры своей дочери и ее потребность в защите.