– Удивительная история.
– Вы так думаете?
– Да.
– Догадываетесь, в каком я сейчас состоянии?
– В каком же?
– Как Шехерезада, во имя собственного спасения рассказывающая одну сказку за другой.
– Н-да!
– Сказки из «Тысячи и одной ночи».
– Вряд ли это продлится так долго.
– Думаете, нет?
– Вы с ней снова встретились?
– Да.
– Я имею в виду Хризантему.
– И я об этом.
– Почему же так немногословно?
– Скажите, все это действительно необходимо?
– Я должна составить свое мнение. Мне все это надо знать, чтобы написать заключение.
– Может быть, на сегодня хватит?
– Но мы ведь только начали.
– Мне это кажется мучительным.
– Я ведь тоже здесь не удовольствия ради.
– С вашего позволения у меня складывается совсем другое впечатление.
– Послушайте, я понимаю, что болезненно предаваться воспоминаниям, но, пожалуйста, не впутывайте меня в ваши игры.
– Значит, я должен вас оставить в стороне? А как это возможно? Я, правда, могу вас не видеть, потому что мне запрещено оборачиваться. Но я ощущаю ваш парфюм, удивительно приятный запах, он вам очень идет, ярко выраженный нарцисс на фоне ванили и амбры. Кроме того, я слышу, как вы кладете ногу на ногу, потому что вы носите чулки, которые хрустят, хотя нет, они стрекочут, как…
– Оставьте при себе столь утонченные сравнения, эта часть ваших размышлений меня не интересует.
– …стрекочут, как крохотные цикады. Но прежде всего я слышу, как вы дышите. Как же могу вас оставить в стороне? Мне кажется, я мог бы узнать вас по дыханию. Вдыхаете вы совсем легко и бесшумно, но когда вы выдыхаете, это слышно. И хотя по высоте это звучит ниже стона, тем не менее сам выдох носит контролируемый и в то же время естественный характер. Знаете, я не одну ночь прислушивался к этому дыханию. Между прочим, не так просто ночь напролет лежать рядом с человеком, который не вызывает ни малейшей симпатии. Мне не спится в обнимку с чужим телом, которое с каждой секундой становится все более чудовищным, невероятным и навязчивым. Так я часто лежал в темноте с вытянутыми руками, как солдат на узкой койке, чтобы избежать малейшего прикосновения. Я прислушивался к дыханию, анализировал его, стараясь уловить малейшие отклонения. Пытался фиксировать слабо выраженные шумы с посвистываниями, неритмичные вставки, храпение, невольные ахи и охи глубоких сновидений. Фрау доктор Майнц, я доверяю тайну пережитого вам, именно вам, а не диктофону, в который вы то и дело вставляете новые батарейки. Я рассказываю свою историю так, как есть, потому что рассказываю ее вам, а не кому-либо еще.
– Гм.
– Ну и?
– Хотите еще выпить воды?
– Спасибо, очень мило с вашей стороны.
– Можно задать вопрос?
– Смелее! Для этого мы здесь!
– Впрочем, мой вопрос… ну ладно, почему вы не покинули гостиницу просто через главный вход? Вечером, да еще без багажа, никто не обратил бы на вас ни малейшего внимания.
– Это верно. Но все было бы слишком просто.
– Слишком просто?
– Вы меня не понимаете.
– Боюсь, что нет.
– Это проливает не очень яркий свет на ваши способности, фрау доктор Майнц.
– Прошу не говорить со мной таким тоном.
– Извините, госпожа! Я не хотел вас рассердить.
– И прошу не говорить со мной на жаргоне ветреного любовника.
– Простите. Я прошу у вас прощения.
– Хотя это весьма интересно.
– Извините.
– Ладно. Забудем.
– Благодарю. Я могу продолжить свой рассказ?
– Да, пожалуйста.
– На чем мы остановились?
– Вы покинули гостиницу через задний выход.
– Теперь вы правильно выразились, фрау Майнц, – именно через задний выход, а не вход. Именно так. Видите ли, любой другой отправил бы эту историю в архив, чтобы через десяток лет рассказать ее своим внукам. Безумный анекдот, не более. Но я не мог просто так отмахнуться от этого приключения, включив его как памятный орнамент в мою не очень-то яркую жизнь. Я споткнулся и чем больше старался совершать движения в противоположном направлении (чтобы восстановить равновесие), тем стремительнее входил в штопор. К примеру, незакрытый счет. Нонсенс для гостиницы такой категории. Меня же эта история лишила покоя. Так уж я воспитан. Ощущение вины – это моя стихия.
– Да что вы говорите?
– Два дня спустя я позвонил, чтобы выяснить, когда господин Хаземан заступает на дежурство. Он уже ждал моего звонка. Мне очень жаль, проговорил я, постараюсь это уладить, но в данный момент у меня, к сожалению, вообще нет денег. Что вы умеете, молодой человек? – спросил он. Как это изволите понимать? Может, мне устроиться судомойкой? Вы наверняка способны на большее, заметил он. Могу играть на фортепьяно, произнес я, краснея. Потому что мое музыкальное образование и вся моя прежняя жизнь находились в значительном отрыве от этого нынешнего мира. Прекрасно, проговорил он. Тогда стоит поговорить с управляющим. Лучше всего, если вы сможете меня сопровождать.