– Неужели никто не критиковал ваш образ жизни? Что по этому поводу думали ваши родители?
– Мама умерла. А отец был очень болен и, знаете ли, вообще не выходил из дома. Я как-то позвонил ему по телефону и сообщил, что с блеском сдал экзамен и теперь уверенно выступаю на известных концертных площадках мира. Значит, чувствуешь себя уверенно, как дома, проговорил он. Я попросил Хризантему присылать мне из дальних стран почтовые открытки с марками. Отсылал их своему отцу с наилучшими пожеланиями. Все прошло с огромным успехом.
– А в вашей прежней жизни – неужели не было никаких друзей?
– Нет. Я не умею водить дружбу. С тех времен осталась только Каролина. Подруга из класса профессора Хёхштадта. Иногда мы перезваниваемся. У нее, как и у меня, никого нет. Она была очень талантлива, но совершенно равнодушна к сексу. Свой экзамен она сдала блестяще. Позже она мне призналась, что у нее была интимная связь с профессором. В итоге он взял ее в жены. Но до карьеры дело так и не дошло.
– Что она думает о вашей новой жизни?
– Считает, это все же лучше, чем то, что произошло с нею самой.
– Давайте вернемся в тот день, когда вы снова встретились с Хризантемой.
– Как вам будет угодно.
– Так что с нею приключилось?
– По сути, ничего чрезвычайного. Все тривиально. Но для меня это была катастрофа. Ведь пять лет – срок значительный. Она вышла замуж, родила двоих детей. У некоторых женщин все это происходит быстро. Я познакомился с нею в расцвете ее красоты. Уже вскоре после этого она превратилась с вульгарную опустившуюся матрону с отвисшей губой. Такого рода женщины обязательно подкладывают себе под жакет широкие плечики, а сверху набрасывают кошмарный, с пестрым узором шелковый платок. Именно такие женщины ходят в туфлях на невысоких каблуках, они скрепляют фиксатором свою прическу. Хризантемы, моей Хризантемы, в дыхание которой я вслушивался ночью, больше не было.
– Но вы же переспали. И в вашем изложении это было воплощение ночи любви.
– Которая основывалась на заблуждении.
– Вы в этом разбираетесь.
– В том-то и дело.
– Но влюбились-то вы в женщину. В реальную женщину, с которой обменивались интимными письмами. В женщину, которую вы обожали.
– Фрау Майнц, я меньше всего склонен вас обидеть. Но скажите, вы когда-нибудь спали с одним мужчиной, думая при этом о другом? Предположим, каком-нибудь артисте или официанте, который накануне вечером обслужил вас чуточку грубовато. Или просто о каком-нибудь безымянном безликом парне, который безо всякого объяснения укладывает вас… на стол?
– На подобные вопросы я не отвечаю.
– Видите ли, это уже факт. Подобно тому, как при мысли о своей первой даме я думал о горничной, в ту единственную несравненную ночь любви я желал только Хризантему, думал о том, как с ней познакомился, как происходило эмоциональное сближение, какая у нее шелковая кожа. Она была рядом, но лишь в моей голове. Если бы я включил свет, увидел бы эту смешную пародию на мою Хризантему в гостиничном номере, то покинул бы ее, не колеблясь ни минуты.
– Что было дальше?
– Прошло время.
– Все еще не кончилось.
– Я знаю.
– Стало быть?
– Она совершенно тронулась. Стала преследовать меня. В тот день я сбежал из гостиницы. Куда-нибудь, главное – прочь оттуда. Багаж мне выслали. Я взял такси и поехал на вокзал. Я даже не задумывался, куда направляюсь. Она попыталась меня разыскать. Ее агенту иногда удавалось разузнать, где я нахожусь. От одного вида ее почтовой бумаги у меня становилось гадко на душе. Все рухнуло. Прошло несколько месяцев, прежде чем она наконец-то наткнулась на меня в одной маленькой гостинице на юге Германии. Она затаилась в гостиничном баре в ожидании моего выступления. Она все еще представляла собой явление, привлекала внимание. У меня не было сил нажать хотя бы на одну клавишу. Уходи отсюда, тихо проговорил я. У нее был влюбленный взгляд покорной женщины, который я страшно ненавидел. Почему же? – спросила она. Почему, да почему. Все прошло, ничего не осталось, ответил я. И вдруг ощутил какую-то неловкость оттого, что мы обращаемся друг к другу на ты. Я вытащу тебя отсюда, проговорила она. Пойдем, Бога ради. Ступай прочь, ответил я. Помнишь, что ты мне сказал, в то самое первое утро, вымолвила она, и ее голос зазвучал невыносимо сладко, как тогда. Ты сказал, я никогда не смогу тебя забыть, потому что буду одержима болезненной страстью к тебе, буду тосковать по твоему присутствию. Вот видишь, проговорила она, именно это и произошло.