— Нет-нет. Продолжайте.
— Он был неплохой человек — но я же приехала прямо из Чехословакии, прямо из… Ну, там я всегда жила довольно хорошо, без забот, кроме тех случаев, когда ко мне начала цепляться Секретная служба. Но они не причинили мне вреда. Просто спрашивали, буду ли я работать на них, я отказалась, и они, в общем, оставили меня в покое. Но я испугалась: значит, они правда не дремлют. На самом деле я впервые встретилась с ними тогда же, когда и с вами. Меня застали у вас в отеле, и, как только вы уехал в аэропорт, они позвонили мне. Хотели подробно расспросить меня про вас. Я была тогда в полном ужасе. Очень испугалась. Руки тряслись. Они спрашивали меня, что я делала у вас в отеле. И как я с вами познакомилась. И спала я с вами или нет. Представляете, мне тогда был всего двадцать один год. Они просто повезли меня в свою контору. В то их здание. Вдруг появились у меня на пороге, показали мне беджик и увезли к себе. Я им сказала: «Я познакомилась с ним, мы поговорили, он мне понравился, вот и все». Они допрашивали меня не очень долго, около часа. Один мне вроде бы угрожал, другой был вежливый. Знаете, это у них роли разные. Вот так я попала к ним первый раз. В Чехословакии часто слышишь про этих людей, но никогда с ними не встречаешься. Но тут к ним попал не кто-то, а я, я сидела там и не знала, что со мной будет. Я была слишком молодая и не понимала, что они не могут мне сильно вредить. Теперь, когда вижу их, я не пугаюсь, но в то время — пугалась. Знаете, я чувствовала себя ужасно, потому что я только зашла в ваш номер, и вы спросил, могу ли я помочь вам с книгами. Вот откуда они знают, кто я, — они взяли мои документы, записали имя, адрес и все такое, и, наверно, как только вы уехал… а вы мне очень понравился, — не знаю, почему; что-то в вас было очень хорошее. Вы мне правда очень понравился. Сначала нет, но потом, когда вы шел по Карлову мосту, я как бы… Было очень приятно идти с человеком, чью книгу я читала. Один из них сказал: «Лучше выкладывай все как было, потому что мы и так все знаем». А я сказала: «Если вы все знаете, зачем спрашивать? Зачем меня спрашивать, если знаете?» Про вас они ничего не спрашивали. Их больше всего интересовало, спала я с вами или нет. Может быть, они решили, что если человек пишет такую книгу, он наверняка сексуальный маньяк. Они про всех подряд собирают любые мелочи. Выходит, вся эта история — из-за вас, значит, вы должны поставить мне стаканчик.
— А чем дело кончилось с тем английским мужем?
— Я увидела объявление: нужны гиды, которые говорят на разных языках. Я пошла на собеседование, его вел грек, черноглазый такой, симпатичный. Англичан я в то время ненавидела, потому что они все такие вежливые, но как только я открывала рот и они слышали мой иностранный акцент, — никаких шансов получить работу. И я не могла доказать, что я довольно умная, потому что им на меня плевать. А он был грек, и он сказал, что тоже не любит англичан, и сразу дал мне работу. Ну, я была в восторге, счастливая не знаю как: я ведь целый год искала место и наконец-то могу чем-то заняться и заработать немножко денег. Я сказала ему, что хотела бы вести два-три тура, не больше, потому что я замужем и не могу работать сутками. И он, тот менеджер, согласился, все было о’кей, мне разрешили вести всего несколько туров. Я вернулась домой и сказала Уильяму, что я договорилась насчет работы, а он сказал: «Значит, ты решила, что тебе нужна та работа?» «Да», — сказал я, и он сказал: «Ну, тогда собирай вещи и — вон из моей квартиры». Я так и сделала, на том дело кончилось. Но веселого тут было мало: время позднее, около одиннадцати часов ночи, а я сижу на чемоданах среди улицы. С одной стороны, я была очень счастливая, ведь я покончила с тем, что было мне не по душе. Но и веселого было мало: если молодая чешская девушка в одиннадцать часов ночи сидит на чемоданах посреди Лондона… Короче, я позвонила подруге, чешке. Ей здесь тоже пришлось несладко, но она эмигрировала в 1968 году, когда в нашу страну вторглись русские, и она тогда еще не говорила по-английски, так что ей все было ясно сразу. «О, я давно ждала твоего звонка, — сказал она. — Сиди, не двигайся с места». Она приехала вместе с другом, они забрали меня к себе и приютили на несколько дней. Так что мне очень повезло. Потом я просто договорилась с менеджером о встрече, объяснила ему, что мне некуда идти, и согласилась проработать весь сезон. И работала, спала в разных отелях, каждую ночь в другой кровати. Я стала упорной. Я же могла собрать вещи и уехать домой. И там начать все сначала. Но что-то во мне — я ведь через столько всего прошла, я купила квартиру, потом влюбилась в одного человека, я его очень любила, но он был женат. Для меня все это было самое печальное. И кончилось совсем недавно. Просто не сложилось. А начиналось очень красиво. Он очень хотел сохранить и семью, и меня. У него двое детей. Ему было тогда сорок пять лет. Очень умный, интересный, приятный. Он был одним из менеджеров в моей компании. Очень высокая должность. Почти целый год он был безумно влюблен в меня. Но все пошло наперекос, потому что он забоялся. Вы же знаете, все англичане обожают собственный домик и, конечно, сад. И жену. А у него еще и дети. Я не хотела выходить за него замуж. Хотела просто быть с ним. И чтобы он меня любил. Я уже чувствовала, что ничего у меня не выйдет, потому что его жена начала говорить: «Я вас уничтожу». Вначале он сказал, что они вроде бы уже вместе не живут. Потом начался ужас, сплошной ужас. Я чуть не наделала глупостей. Но все-таки своего добилась. Хотя она начала страшно переживать, что потеряет мужа и все свои деньги. А меня не деньги интересовали. Мне нужен был он. Но вот что самое трагичное: я постепенно убеждалась — мне не выиграть. Потому что я не хотела воевать. Я хотела, чтобы он меня любил, потому что он меня правда любил, и вовсе не потому, что я заманила его хитростью. А она была умная, она использовала любые уловки против меня. Всё про меня узнала. Я даже виделась с ней раза два. Она взяла и приехала посмотреть на меня. Поговорить со мной. Сказать, что уничтожит нас обоих. Но я держалась стойко, потому что мне нечего было терять. У меня все равно ничего не было. Мне тридцать два года, а когда доживаешь до этих лет, обнаруживаешь…