— Да уж.
— Странно, очень странно, что-то слишком быстро. Даже следа не осталось. Тем не менее в июне не избежать операции: надо убедиться, что данные томографии соответствуют биопсии, но, значит, все может вернуться, правда, лекарства должны предотвратить рецидив. Я так понимаю, в худшем случае это значит, что если я буду принимать их до конца дней, то смогу жить. Но врачи об этом не думают. А думают, что мне надо закончить курс лечения, а потом просто надеяться, что рецидива не случится. Так нередко бывает. Мне кажется, все были поражены. Если бы ты сейчас сравнил мою томограмму с чьей-то еще, ты бы решил, что рака у меня уже нет. Потрясающе, правда?
— Замечательно. Ты молодец.
— Да, я молодец.
— А ты верила, что он у тебя есть?
— Не-е-е-т, что ты!
— Так это, можно сказать, высочайшее помилование.
— Именно.
— И кто же тебя помиловал?
— Не знаю. Но еще какое-то время мне нужно его расположение. Это не значит, что кошмар уже позади. Просто полегчало.
— Тебе делали полную томограмму?
— Нет, от паха до сердца. И врач сказал, что если бы где-то еще затаилась опухоль, то на снимках была бы видна жидкость или затемнение там, где опухоли возникают чаще всего. Медики называют это «предпочтительные пути развития опухолей». Слыхал о таком?
— Эта фраза из их записей, не из моих.
— А потом эта штука проникла бы в печень. Но не в мозг.
— «Предпочтительный путь».
— Ага. Чем не заглавие. Но с этим я, наверно, погожу.
— Слушай, как все замечательно сложилось! Я ведь представить себе не мог, что я от тебя услышу. Вот уж новость так новость.
— Денек был тот еще. Я просила медиков ничего мне не говорить, но вдруг из кабинета выскочила лаборантка и сообщила сопровождавшей меня санитарке, что у меня ничего не обнаружили, чудеса да и только. Перенервничала я страх как.
— Еще бы; при всем при том, характер у тебя не изменился.
— Да я рада-радешенька, что не впала в глубокую депрессию. Я ведь все время подозревала у себя тяжелые психические отклонения и боялась, что разревусь от такой новости.
— Ты имеешь право реагировать как угодно. У чувств предпочтительного пути нет. Отличная новость. Раз так, я просто с тобой попрощаюсь. Что тут еще сказать?
— Значит, на этом точка?
— Именно. Ты теперь здорова…
Смеется: — Вот-вот, я предвидела, что ты ровно так отреагируешь… А я не согласна. Мне кажется, мы снова должны стать друзьями, старыми друзьями. И потом, я ведь еще не окончательно выкарабкалась, со мной надо обращаться помягче.
— А когда ты окончательно выкарабкаешься, тогда что?
— Тогда ты можешь снова стать самим собой.
— Ты мне приснился, какой чудный был сон!
— Правда?
— Чудесный, и все про тебя, дорогой. Про самую твою суть.
— Говори чуточку громче.
— Громче не могу. Про это говорить трудно.
— A-а, вот почему ты так тихо говоришь. Давай-ка, соберись и скажи. Ты вытерпела много чего похуже. И что же в твоем сне с нами происходило? Неужто такое, чего в прежние годы не случалось?
— Именно.
— Правда? Вот это сон так сон. Я ведь был влюблен в тебя по уши.
— Правда?
— Конечно.
— Уже легче. До чего же приятно слышать твой голос. Передать не могу, какой чудный был сон, жаль, что ты его не видел.
— А ты опиши его и пришли мне. Вдруг я возьму да и вставлю его в книгу про тебя.
— Не глупи. Я не стану выкладывать такое по телефону.
— У тебя голос дрожит.
— Сегодня у меня химиотерапия.
— Поэтому я и позвонил.
— А потом — страшная операция. И я подозреваю, — хоть и чувствую себя хорошо, живу себе и живу, — подозреваю, что они норовят подтолкнуть меня назад к…
— Ничего такого не будет.
— Бывают очень тяжелые осложнения.
— Такие же, как в начале?
— Гораздо хуже.
— Почему хуже?
— Потому что отрава внутри меня.
— Но к воскресенью ты приходишь в себя, да?
— Теперь уже нет. Разве что ко вторнику или среде.
— Когда выписываешься из больницы?
— Завтра утром. Тебя отсюда просто выкидывают. Потом приезжаю домой и сплю четырнадцать часов подряд.
— А потом, скажем, в субботу — как себя чувствуешь?
— Как при очень тяжелом гриппе. Встала — и назад в постель. Встала — и назад в постель. Ну а потом перемогаюсь, живу помаленьку.
— А выглядишь как? Бледная, худая?
— Если бы худая! Прямо-таки цвету. Правда, на голове ни волоска. А в остальном прекрасно выгляжу.