— Пыл угас?
— Ну, он-то угас лет в девятнадцать. А тут не успеешь оглянуться — тридцать девять. Подумываю, не устроить ли день рождения в Музее естественной истории, в зале динозавров.
— Чудесное местечко. Отличная мысль.
— Понимаешь, сейчас — поворотный пункт, и я воспринимаю себя иначе. А если ты сама не считаешь себя молодой, перестаешь… Не знаю, в двух словах не скажешь… Не знаю, коротко не объяснишь, но у меня начался переходный период, очень для женщины нелегкий. Да ты наверняка про это наслышан.
— Я долго не звонил, потому что не хотел опять вносить смуту в твою жизнь. Вы все еще вместе?
— Да. А вы?
— Да.
— У нас отношения наладились.
— Возможно, я каким-то образом этому способствовал.
— Да, пожалуй. Я не стала тебе больше звонить — даже думала, что звонить вообще не стоит, — еще по одной причине: когда мы виделись в последний раз, я и не догадывалась, что забеременела. У меня родился еще один ребенок.
— Господи… Правда?
— Да. Вот уж действительно ирония судьбы. Притом, что вышла твоя книга. Родился, конечно же, мальчик. Такие вот дела. Очень славный малыш.
— И чей он, этот малыш?
— Он… моего мужа… да.
— Ясно. Я не мог не спросить.
— Он тоже спросил.
— Ты уверена? Что ребенок от него?
— Абсолютно.
— Что ж, судьба не скупится на иронию. Ты благополучно родила сына, но не от моего героя и не в моей книге. Я это лишь воображал, а он взял и сделал. Вот она, разница между нами; вот почему ты живешь с ним, а не со мной.
— Да. Такова жизнь. Как роман, но только в нем все слегка наперекосяк.
— Выходит, теперь ты мать двоих детей.
— Ага.
— Грустновато сказано.
— Знаешь, подтекст тут, мне кажется, невеселый. Зато дети — замечательные. И теперь я только и думаю о том, как мне повезло.
— Значит, у тебя с мужем все как нельзя лучше?
— Ну, мы с ним стараемся друг друга не задевать, понимаешь? Но я все спрашиваю себя: в чем теперь проблема? Разумеется, есть неразрешимые проблемы. Одиночество: мне ужасно одиноко; на работе порой скучища смертная. А так, если отвлечься от серьезных проблем, все в полном порядке.
— У тебя есть любовник?
— Нет. Нету любовника. Слушай, я поразилась: твоя героиня до того пассивная — ужас. Я и представить себе не могла. А поскольку это я…
— Поскольку это ты, поскольку это почти что ты.
— Ну, я уже совсем не такая. — Смеется. — Теперь я очень положительная.
— Правда? Слава богу, это случилось после того, как я про тебя написал. В книжках от положительных героев меня клонит в сон.
— Но какая пассивность! Просто ужасающая. На мой взгляд, это портрет человека в большой беде. И не сознающего, что он не вписывается в обычную жизнь. Ты согласен?
— Видишь ли, в определенный момент то, о чем ты пишешь, начинает жить своей жизнью и меняет ход событий.
— Я, однако, представляю, откуда это взялось. Несколько недель тому назад один приятель, дочитав книгу, спросил, сколько раз я с тобой обедала. И сказал: «В этой книге есть персонаж, необычайно похожий на тебя». Мой муж тоже сидел рядом. Я пробормотала что-то уклончивое. Не помню, что.
— Ты сказала: «Обычно я не обедаю».
— В ту минуту ничего умного просто не пришло в голову. И кроме того, мне не давал покоя вопрос: зачем? Зачем ты это делаешь? Почему ты воспринимаешь жизнь так? Особенно учитывая, что ты хотел все скрывать — и эта твоя скрытность, твое без малого параноидальное стремление избежать огласки исковеркали наши отношения. И все — ради твоей жены. Зачем же ты тогда написал книгу, в которой прототипом героини — и жена твоя, не сомневаюсь, это неминуемо поймет, — стала реальная женщина? Зачем?
— Затем, что я так пишу. Не было в этом паранойи. Даже близко не было. Я лишь пытался оградить ее от того, что ее бы огорчило. Кроме того, она считает, что на самом деле прототип героини — Розали Николс.
— Ну, конечно. Из далекого прошлого.
— Да. Она действительно жила выше этажом, как та женщина в книге.
— Ладно, все это я знаю. Мы о ней говорили. Она училась в Оксфорде, вместе со мной.
— Я знаю.
— Странно все это. А что думает Розали Николс?
— Я и ее одурачил. Она сказала: «Я-то думала, ты любишь мое тело, а на самом деле ты любил только мою манеру говорить».
— Так и знала, что она это скажет. Знала, что все будет именно так. Знала наперед: она решит, что это про нее. Не сомневаюсь, она сейчас рада-радешенька. И уверена: рано или поздно кто-нибудь мне сообщит, что это она.