— На твой вопрос, стоит ли проконсультироваться с психиатром, отвечаю: да.
— Так ведь поди найди кого-нибудь стоящего.
— Ты намерена обратиться к психиатру тайком или в открытую? Если в открытую, как объяснишь, зачем он тебе понадобился?
— В открытую не хочу по одной-единственной причине: как бы позже не выяснилось, что мать я плохая. Что я неврастеничка и дочь лучше отдать отцу.
— Ни один суд не примет такое дело к рассмотрению.
— Да не хочу я обращаться в суд, просто хочу, чтобы все было не так, как сейчас.
— Знаешь, что у меня во вторник? Визит к юрисконсульту.
— Насчет развода?
— Ну, вообще-то не совсем. Просто надо кое-что выяснить. Наверно, приеду к тебе взвинченная.
— Отлично. Тем будет интереснее.
— А если он спросит, откуда у тебя на бедре этот синяк, что ты скажешь?
— Он уже спрашивал.
— Вот как… И?..
— Сказала правду. Я всегда говорю правду. Тогда никто не поймает на лжи.
— И что же ты сказала?
— Этот синяк, — сказала я, — след страстных объятий с одним безработным писателем; он снимает квартирку в Ноттинг-Хилл, в доме без лифта.
— И?
— Это звучит настолько глупо, что все покатываются со смеху.
— А ты укрепляешь общее заблуждение, что ты — честная женщина.
— Именно.
— Да ты дрожишь. Уж не заболела ли?
— Это от возбуждения.
— Я жутко выгляжу, да?
— Ничего, сейчас мы вольем в тебя виски.
— Если я все же решусь на развод, придется вести себя так, что комар носа не подточит. Но я сильно сомневаюсь, что решусь.
— Ну и не надо.
— Сама не пойму, чего я хочу. Очень нелегко мне было описывать все это незнакомому юристу… Вдобавок, у него в кабинете сидела очень смазливая молоденькая юристка, что было крайне неприятно. «Пусть она уйдет» — вертелось у меня на языке, но я сдержалась: серьезный разговор лучше так не начинать. И решила, что откровенничать не стану. Но кое в чем признаться все же придется, к примеру, если тебя спрашивают в лоб: «Ваш муж вам изменял?»
— И что ты сказала?
— Сказала «да». Причем годами. А если полгода миришься с изменой, то сама ей потворствуешь. И на причину разрыва она уже не тянет. Больше всего их занимал вопрос, почему я с этим мирилась. Вот я и сказала: «Оставим это. Дело в том, что такая ситуация его очень устраивает — он что хочет, то и делает. А до меня дошло, что положение сложилось престранное, и если я им не воспользуюсь, — по примеру мужа, — то лучше сразу поставить на иске крест». Девицу моя фривольность ошарашила. Но обсуждать такое очень трудно. Особенно с юристами.
— Куда денешься.
— Знаешь, много лет назад, когда я переехала в сельскую глушь, — а до того долго жила в большом городе, — я опростилась, и мне нравилось так жить. Но жизнь там требует много сил и постепенно изматывает. А когда-то я никому не давала скучать.
— Мне и сейчас с тобой не скучно.
— Сегодня мне грустно оттого, что у нас с тобой нет полноценной сексуальной жизни. Вернее, она есть, но совсем не та, какой хочу я.
— Ты юристам об этом сказала?
— Об этом? Конечно, нет. Муж мой прямо-таки зациклен на сексе, но, по-моему, у нас с ним секс выдохся.
— Да, ты рассказывала. Просто терпишь, и все тут.
— Знаешь, уже и не терплю. Я решила вообще с этим покончить.
— Тогда вашему супружеству конец, юристы и не понадобятся.
— Знаю. Но секс мне уже стал казаться полной ерундой. Наверно, тебя это насмешит, а то и удивит, но сдается мне, что свои плюсы есть и в…
— Целибате?
— Вообще-то я имела в виду другое; но это, пожалуй, тоже верно. Оно и для работы лучше: у меня возникает гораздо больше идей. И я лучше владею собой. И мне намного легче осмысливать вещи, которые хочу осмыслить. И я не такая рассеянная, как прежде. Знаешь, почему? Мне кажется, потому, что ты для себя как бы закрываешь эту лавочку. И погружаешься в спячку. Что выйдет — понятия не имею, я же так никогда не поступала. На самом деле это вовсе не в моем характере. Прежде я была весьма самонадеянной: в постели все получалось само собой.
— В давно минувшие года.
— Ага.
— Я — чехословацкий девочка, кончил курс русской литературы. Эмигрировал в США в 1968 год, когда пришел советский танки. Жил в США шесть лет, в Верхний Ист-Сайд[2], теперь иду обратно.
— Добро пожаловать.
— Я безнадежно влюбил себя в мой дом на 68-й стрит. В Америке все был новый — надо очень много узнавать, и очень быстро. Я учил актерский мастерство, но дальше показ в бикини на «Парамаунт» не прошел. Потом занял себя модой, но работа мне не нравил, теперь хотел бы писать книгу. Поэтому приехал к тебе.