- Не сиди, как гайка на винте, - прошептал Этьен, наклонившись ко мне и легко касаясь губами моей щеки. – Предложи отцу кофе…
- Я предложила, он отказался, - ответила я тоже шепотом, боясь шевельнуться, и ощущая чужого мужа всем своим существом. Он подавлял мою волю одним лишь своим присутствием и заставлял трепетать всего-то от звука голоса и прикосновения ладони.
- Значит, говори о чем-нибудь, - его жаркое дыхание опалило мою шею.
Этьен выпрямился, убирая руку, и я мысленно и скороговоркой прочитала слова коротенькой молитвы, чувствуя себя так, словно прыгнула из горнила в холодную воду.
Так. Заговорить о чем-нибудь. Роза, о чем-нибудь…
- Что интересного пишут, месье Аржансон? – спросила я любезно.
- Совсем ничего, - ответил отчим Этьена, переворачивая газетный лист и чуть улыбаясь. – Вот, в столицу приехал маэстро Рикарди… В Гранд-Опера будет парад его спектаклей… Жаль, что вы решили уединиться в провинции. Обещается грандиозное зрелище.
- Розалин устала от светских мероприятий, - сказал Этьен. – Ведь так, милая?
- Ужасно устала от театра, - подтвердила я вполне искренне.
- Выставка Клода Боннера… - продолжал перечислять новости месье Аржансон. – Видел я его мазню – не понимаю, почему его считают лучшим художником современности…
Имена маэстро Рикарди и художника Боннара ничего мне не говорили, но на всякий случай я закивала, полностью соглашаясь с месье Огюстом.
- Вобщем, ничего интересного… - подытожил он. – С тех самых пор, как вы устроили скандал на приеме у его высочества.
Я как будто второй раз прыгнула в ледяное озеро.
- Об этом писали все газеты, - любезно продолжал месье Аржансон. – Мне стоило огромных трудов скрыть это от Софи. Боюсь даже представить, что с ней было, узнай она о драке в присутствии императрицы.
О драке…
Облизнув пересохшие губы, я лихорадочно соображала – неужели, граф и графиня подрались в присутствии ее императорского величества?!. Что же это за семейка такая?..
Рука графа де ла Мар снова легла на меня – на шею, пониже затылка, и предостерегающе сдавила.
- Тогда я выпил лишку, признаю, - сказал он небрежно. – Но Пужи сам виноват. Начал нести какую-то ересь и довел меня до бешенства своими памфлетиками. Да и не сильно мы с ним подрались – всего-то обменялись парой тумаков.
- В газетах писали, что ты спустил его по главной лестнице Вайзерфилд-холла, - заметил месье Огюст. – А графиня… - тут он перевел взгляд на меня, и я испуганно встрепенулась, - а графиня сломала веер о твою голову и называла тебя сумасшедшим алхимиком.
Крепкие пальцы чуть сдавили мою шею, подсказывая, что теперь должна дать объяснения я.
Сердце мое пропустило удар, а потом забилось в сумасшедшем ритме, но я ухитрилась произнести, улыбаясь немного смущенно:
- Журналисты – известные фантазеры, месье. Конечно же, всё это – преувеличение. В тот момент я просто пыталась остановить Этеьена, чтобы он не наделал глупостей. Я так испугалась за него – вцепилась, не позволяя подойти к месье… Пужи… Тем более, что все это происходило при свидетелях… Мне жаль, что мы доставили вам столько волнений. Обещаю, что ничего подобного не повториться.
- Очень на это надеюсь, - месье Огюст проницательно глянул на меня, а потом вернулся к газете, и мне показалось, что он с трудом сдерживает улыбку.
Рука Этьена на моей шее ослабила хватку, а сам он наклонился поцеловать меня в щеку. Я едва сдержалась, чтобы не отшатнуться, потому что каждое его прикосновение действовало на меня, как пчелиный укус.
- Умница, - шепнул он мне.
Можно было уже меня отпустить, но он медлил, и пальцы поглаживали мою шею так… призывно…
- Я готова! – раздалось сверху – к нам спускалась мадам София, переодевшаяся в свежее платье – бледно желтое, придававшее ей вид весеннего цветка. – Можем садиться за стол.
Я вырвалась из-под руки графа и вскочила, приглашая всех пройти в столовую. Месье Огюст отложил газету и подал руку жене, они пошли первыми, а следом за ними – мы с Этьеном. Граф посматривал на меня тяжелым, подозрительным взглядом, и руки не подал.
За стол мы сели, как и было оговорено: Этьен – во главе, я – по левую руку от него, рядом со мной – месье Огюст, напротив – мадам София.
Были поданы утренние лакомства – такие легкие и изысканные, что можно было подавать их и за императорским столом. Особенно мне понравились поджаристые ломтики хлеба, на которые были выложены яйца, сваренные без скорлупы, а сверху всё заливал ярко-желтый яичный соус «исиньи» - маслянистый, чуть кисловатый, горячий и удивительно нежный.