— Здорово, что тебе нравится это.
Он прислоняется к стойке, повторяя за мной.
— Ну а тебе нравится писать?
— О да! Я всегда любила это с тех пор как была ребенком. Родители часто ссорились, поэтому я пряталась в спальне с наушниками и блокнотом. Описывала свою жизнь, но так, чтобы все происходило так, как мне хотелось бы видеть.
— Чем они заканчивались?
— Обычно тем, что родителей сбивает автобус или они падают со скалы.
Он бормочет.
— Серьезно?
— Не осуждай меня. Это был способ справляться с трудностями.
Трент морщится.
— Я так понимаю, они были не самыми лучшими родителями?
— Для них я — просто надоедливая помеха. Они определенно не планировали меня — о чем напоминали при каждом удобном случае. Честно говоря, даже удивлена, что не выбросили меня в мусорный бак когда была такая возможность.
Сосед моргает, качая головой.
— Это...
— Ужасно? Ага, — я издаю невеселый смешок. — Все в порядке. Я ходила к психотерапевту и справилась с этим. И отказываюсь быть одним из тех людей с проблемными родителями, которые портят жизнь всем остальным из-за злобы и обиды.
Между нами повисает тишина, и я тереблю подол рубашки. Дело не в том, что я не могу говорить о родителях, просто эта тема вызывает дискомфорт из-за жалости, которые люди испытывают ко мне.
Бедная маленькая девочка не была любима мамой.
Стук в дверь дает возможность отвлечься, поэтому я быстро ухожу от разговора.
На лице расплывается улыбка, когда я распахиваю дверь.
— Ру!
Руперт улыбается в ответ.
— Как поживает сегодня мой любимый автор?
Я беру у него коричневый пакет с едой на вынос.
— Сегодня написала часть главы.
— Эй, вот это прогресс.
— Теперь, если смогу продолжать в том же духе, у меня получится целая книга.
Он поднимает руку и сжимает мое плечо.
— Слова польются рекой в мгновение ока.
— Надеюсь на это, — я лезу в сумку и достаю маленький контейнер. — Вот, твое любимое.
Его глаза расширяются.
— Нет, я не могу взять вашу еду.
— Я заказала это для тебя, глупыш. Возьми.
Он тяжело вздыхает, забирая контейнер из моих рук.
— Спасибо, мисс Кэссиди. Вы слишком добры ко мне.
— К тебе? Никогда.
Он милостиво кивает, прежде чем направиться обратно по коридору.
Трентон смотрит на меня с недоумением.
— И часто ты это делаешь?
— Делаю что?
— Заказываешь еду для сотрудников?
Я ставлю пакет и выгружаю содержимое на стол.
— Только для Ру.
Он открывает крышки на каждом контейнере.
— И почему же?
— Ну, я находилась не в лучшем состоянии, когда только переехала сюда. Руперт был таким добрым и внимательным и часто проверял меня. В наши дни не так уж много сострадательных людей. Он стал мне хорошим другом.
— Ты переехала сюда после разрыва?
— Ага, — я дергаю дверцу холодильника. — Вода, пиво или вино?
— Вода подойдет.
Я достаю две бутылки и передаю мужчине одну, прежде чем опуститься на стул.
Указываю жестом на каждый контейнер, раскладывая блюда.
— У этого сэндвича вкус барбекю с дымком; у этого — с ананасами; и если любишь сладкое и острое одновременно, то этот сэндвич отличный выбор. Но я готова поспорить на двадцать баксов, что барбекю понравится больше.
— Почему это?
— Знаешь поговорку, когда люди говорят, что собаки похожи на своих владельцев? Ну, я думаю, людям нравятся ароматы и вкусы, соответствующие их характеру.
Он выгибает бровь.
— И моя личность говорит о том, что я любитель дымного барбекю?
Дымящийся мужчина, поджаренный на углях и горьковатый снаружи, но восхитительно нежный внутри? Да, я ставлю на барбекю.
Я прячу ухмылку.
— Просто догадка.
Его глаза прищуриваются, глядя на меня.
— Дай угадаю: ты выберешь сладкий и острый?
Голова откидывается назад, и я издаю смешок.
— Меня так легко читать.
Следующие двадцать минут мы оба по уши в соусе, почти хрюкая, как пещерные люди, и едва произнося два слова друг другу. Слишком вкусно. Это тот самый момент, который мы оба не хотели испортить разговором.
Покончив с остатками, он откидывается на спинку стула и засовывает пальцы в рот один за другим, слизывая с них излишки соуса.
Я пристально смотрю, сосредоточившись на том, как его язык обводит кончики каждого пальца, а также на довольном урчании.
О черт, черт, черт, трусики промокли.
Нужно подышать свежим воздухом.
Я указываю на пустые контейнеры, разбросанные по столу.
— Оставь. Пошли, посидим на улице, пока солнце не село.
Я беру с собой мороженое и достаю из ящика две ложки.
Мы расслабляемся на паре шезлонгов, установленных на балконе, позволяя звукам города внизу заполнять тишину.
К моему удивлению, он заговаривает первым:
— Итак, стоит ли беспокоиться? Ты собираешься прикончить меня в книге?
Я одариваю его коварной улыбкой.
— Все зависит от того, как ты будешь относиться ко мне в реальной жизни.
Его губы дергаются.
— Принято к сведению.
— Знаешь, нам повезло, — я протягиваю ему ложку, а своей отламываю кусочек мятной стружки. — Так много людей работают, нуждаясь в деньгах. Они не любят работу. У них нет страсти к своей деятельности. Но у нас появилось хобби, и мы зарабатываем этим на жизнь.
— У нас определенно все хорошо, — он поворачивается ко мне. — Я погуглил тебя. Ты написала много книг.
Я усмехаюсь.
— Да, думаю, так и есть.
— О чем говорил Руперт? У тебя был творческий кризис?
— Ага, с момента расставания, — я закатываю глаза. — Когда я поймала Шелдона на измене... накрыло чувство, словно он высосал все мое романтическое настроение или что-то в этом роде. Это невозможно выводит из себя, поскольку, видимо, что он все имеет надо мной влияние.
Трентон глубоко выдыхает.
— Такое случается. Я вел себя дерьмово, узнав, что лучший друг трахается с моей невестой.
Моя верхняя губа изгибается.
— Это сводит с ума. То есть, зачем беспокоиться о помолвке, если ты не полностью предан человеку? А твой лучший друг — что это за друг такой?
— Они идеальная пара, — он смотрит куда-то вдаль, поверх моего плеча. — Линдси всегда хотела, чтобы я был более общительным. Более броским. Мечтала, чтобы ее фотографировали во всех модных местах с сумками от Gucci. Петроски — тот, с кем она должна была начать отношения с самого начала, потому что его поведение в корне отличается от моего.