Взгляд поднимается ко льду.
— Знаю.
— И он ничего тебе не сказал?
Я качаю головой.
— Ну, уверена, у него есть веская причина встретиться с ними.
— А что насчёт того, что он не сказал мне об этом?
Она приподнимает плечо.
— Может быть, ждет окончания игры?
Если он видел их перед игрой, то должен был сказать мне. На самом деле, стоило признаться в этом еще до встречи, потому что тогда я могла бы сказать ему не делать этого.
Какого черта, Трентон?
Я смотрю на Арию.
— Мы можем пойти домой?
— Конечно, — она без лишних слов хватает сумочку и мы уходим в середине игры.
Я молчу всю дорогу домой, погружённая в мысли, пока в голове прокручиваются разные вопросы, на которые пока нет ответов.
— Хочешь, я поднимусь с тобой? — спрашивает она, когда лифт останавливается на ее этаже.
Я качаю головой.
— Мне нужно побыть одной.
— Я здесь, если понадоблюсь тебе. Позвони и дай знать, как все прошло, когда поговоришь с ним, — она заключает меня в объятия. — Уверена, у него была веская причина не говорить об этом. Он любит тебя, Кэсс. Он — не Шелдон.
— Знаю, — это все, что я могу сказать.
Слезы жгут глаза, но я не позволяю им пролиться. Ещё нет. Нужно услышать, что Трентон скажет о фотографиях, на которых встречается с моими родителями в неприглядном переулке.
Я уже знаю, что он собирается сказать, осознаю, что сделал, но мне нужно услышать это из его уст. Необходимо, чтобы он смотрел мне в глаза, говоря правду.
И я не знаю, как собираюсь отреагировать. Слишком обидно прокручивать это в голове.
Больно.
Трентон причинил мне боль.
И это то, чего я никак не ожидала.
Я делаю глубокий вдох, слыша стук в дверь. Дыхание перехватывает, когда я вижу красивое лицо Трентона по ту сторону.
Я так сильно его люблю.
Зачем он это сделал?
— Привет, детка, — он роняет сумку на пол. — Не видел тебя в конце игры. Ты рано ушла?
Я киваю.
— Неважно себя чувствовала.
На его лице отражается беспокойство.
— Что случилось?
Я обхватываю себя руками за талию.
— Мне нужно с тобой кое о чем поговорить.
— Ладно, — он указывает на диван. — Хочешь присесть?
Я снова киваю.
Руки дрожат, когда я достаю телефон и сажусь рядом с ним.
Трентон с сомнением смотрит на меня.
— Что происходит? Ты меня пугаешь.
Я молча открываю веб-страницу, которую Селеста прислала ранее, и поднимаю телефон, чтобы посмотреть ему в лицо.
— Об этом пишут во всех новостях.
Он нервно переводит взгляд с меня на экран.
— Я могу объяснить.
— Пожалуйста.
— Я встретился с твоими родителями, поскольку подумал, что смогу подкупить их, чтобы те держались подальше. Ты притворяешься, что они ничего не значат, но я знаю, что это так, и хотел унять боль, — он опускает плечи. — Это был единственный известный мне способ помочь.
Гнев волной поднимается в груди.
— Но я же сказала, что не хотела давать им денег. Объясняла, что уже прошла это, но они все равно возвращались и просили больше.
— На этот раз я дал им много денег, — Трентон наклоняется вперед и сжимает мои руки. — Детка, родители угрожали тебе прошлой ночью. Я не мог сидеть сложа руки и рисковать, что с тобой что-то случится, особенно из-за денег, когда у меня их много.
— Это пустые угрозы, манипуляция, чтобы получить то, чего они хотят, — я высвобождаю свои руки из его хватки. — И ты повелся. Показал свои карты. Теперь они знают, что могут добраться до тебя и одурачить, заставив дать то, чего хотят.
— Ну, я должен был что-то сделать. Должен был попытаться. Я не хочу, чтобы они продолжали приходить и приставать к тебе.
— Я тоже! — голос повышается, когда эмоции подступают к горлу. — Но теперь они знают, что ты будешь готов на все, лишь бы защитить меня, поэтому вернутся снова. Это никогда не прекратится. Ничего из того, что ты им дашь, никогда не будет достаточно, потому что родители — жадные куски дерьма, которые не заботятся ни о ком, кроме самих себя.
Моя нижняя губа дрожит, а по щеке скатывается слеза.
— Ты обещал, что никогда не будешь мне лгать. Это единственное, о чем я просила. Но сегодня ты сделал то, против чего я была, у меня за спиной.
— Прости, детка, — Трентон снова придвигается ближе, чтобы протянуть руку и коснуться меня. — Я не хотел тебя расстраивать. Не хотел, чтобы ты знала об этом, потому что понимал: скажешь мне не тратить на них деньги, но для меня это не ерунда. Я бы дал все, чего они захотят, если бы мог гарантировать твою безопасность.
— Ты ничего не можешь гарантировать, особенно, когда дело касается этих двоих, — я отталкиваюсь от дивана, чтобы встать. — Знаю, ты думаешь, что просто пытался помочь, но я не хотела этого. Не хотела, чтобы они получили от нас хоть что-то. И ты это знал. Знал, что я чувствовала, и все же полностью проигнорировал это. Не поговорил со мной. Мы не принимали решение вместе. Ты сделал это за меня.
Трентон поднимается с дивана.
— Нет. Я не игнорировал твои чувства — думал о них и пытался помочь исправить ситуацию.
— Ты действовал за моей спиной, Трент, — я прижимаю ладонь к груди, чувствуя как сильно бьется сердце. — Пошел втайне от меня к людям, которых я ненавижу больше всего на свете, заключил с ними сделку и у тебя даже хватило наглости не сказать об этом! Мне пришлось узнавать все из Интернета. А если бы я не увидела эту статью, ты бы когда-нибудь признался? Или планировал скрывать, как какой-то грязный секрет?
Он запускает пальцы в волосы, дергая за корни, и я знаю ответ ясно, как божий день, видя правду на его лице.
— Я просто хотел помочь. Вот и все.
— Я знаю, — шепчу я, голос дрожит. — Знаю, что делал это не злонамеренно, но ты не можешь игнорировать мои желания и делать все, что захочешь. Мои чувства имеют значение. Мое мнение имеет значение. И я не могу быть с кем-то, кто меня не слышит.
Его лицо искажается и весь румянец сходит в мгновение ока, а руки безвольно опускаются по бокам.
— О чем ты говоришь?
Я подавляю рыдание.
— Говорю, что нам нужно сделать шаг назад. Мы едва знаем друг друга и...
— Едва знаем друг друга? — мужчина подходит ко мне и обхватывает ладонями лицо. — Я люблю тебя больше всего на свете, Кэссиди. Только не говори, что это конец.