— А ты был с ней лично знаком?
— Она не водит знакомства с такими, как я, — задумчиво произнес Гарри. — Но я ее видел. Когда-то давно она зашла в мой магазин и с ходу купила потрясающий рейзеновский комод. Правда, перед этим она торговалась. Очень упорно, но не агрессивно. Это была одна из лучших моих вещей, вне всякого сомнения. Вряд ли кто-нибудь еще мог похвастаться такой редкостью. И она мгновенно его оценила. Сказала, что у меня прекрасный вкус, и попросила поискать для нее кое-что на аукционах. И мы действительно нашли пару-тройку изумительных вещей.
— Так часто бывает с теми, кто создал себя из ничего, — заметил Гарри после паузы. — Они легко отличают настоящее от поддельного, потому что в них самих много наносного и фальшивого. Правда, получается это не у всех. Но у нее выходило отлично. Я бы правую руку отдал за то, чтобы побывать у нее дома, но, увы, мне так и не повезло. У меня была мысль поехать к ней вместе с грузчиками, доставлявшими комод, но потом я решил, что это будет выглядеть слишком пошло.
— Завтра захвачу с собой «Полароид», — поддразнила я его.
— Боже упаси! — завопил Гарри. — Я все равно ничего не увижу на снимках. Ты знаешь, я, кажется, начал слепнуть.
Я потрепала его по щеке. Он был похож на старого грустного пса.
— Лучше бы я оглох, — вздохнул мой друг. — Я уже достаточно наслушался в этой жизни, но смотреть мне еще не надоело. Боже, как же я люблю красоту. Как можно жить без музеев и галерей? Проклятие!
Сняв очки, он двумя пальцами потер переносицу. Вид у него был усталый и раздраженный.
Я стала убирать грязные тарелки. Потом принесла пирог и отрезала от него большой кусок для Гарри. Он прямо-таки набросился на него.
— Мой любимый! Хорошая девочка.
Я закурила и стала смотреть, как Гарри расправляется с пирогом.
— Итак, она получила то, что хотела, — произнесла я через некоторое время. — Везет же людям.
— Но жизнь ее сложилась трагично.
— Приятно слышать. И что же случилось?
— Эта ужасная история с ее дочерью.
— А что с ней стряслось?
— Разве ты не знаешь? Я думал, это известно всем. Ее дочь звали Кассандра — как тебе нравится? Богачи столь самоуверенны, что называют своих детей Корделиями, Электрами и Кассандрами, совершенно не думая о последствиях. Они считают, что им все сойдет с рук.
— Так что же с ней случилось?
— Она умерла.
— В самом деле? О Господи. Как же это произошло?
— Неужели ты действительно не знаешь? — с видимым удовольствием спросил Гарри, постепенно оживляясь. Он обожал сплетничать — это придавало ему силы. — Пятнадцать лет назад Кассандру Гриффин зарезали в ее комнате.
— Не может быть!
— И до сих пор неизвестно, кто это сделал. Преступление так и не было раскрыто.
— Какой ужас!
— «Ужас» не то слово. Это случилось как раз в «Хейвене». Удивительно, как старушка Фрэнсис может там жить. Я бы не смог оставаться в доме, где зарезали моего ребенка, а ты? — несколько игриво спросил Гарри.
— Никогда в жизни…
— Этот случай наделал много шума, но разговоры как-то быстро утихли, и потом уже никто об этом не вспоминал. Наверное, из уважения к семье.
— Как давно это случилось?
— Лет пятнадцать-шестнадцать назад. Холт Гриффин был тогда представителем в ООН или кем-то в этом роде. Такое громкое дело, удивительно, что ты об этом не слышала. Наверное, просто не обратила внимания по молодости.
— Мне тогда было не до того, — ответила я, мысленно возвращаясь в те годы. — А сколько ей было лет — я имею в виду дочке?
— Двадцать пять — двадцать шесть. Что-то около этого.
— Значит, сейчас ей было бы столько же, сколько мне. Или чуть больше.
— Угу.
— Какой все-таки кошмар. И убийцу так и не нашли? Невероятно.
— Действительно, странно. Но я уверен, что мы многого не знаем.
Я заметила, что Питт пристально смотрит на пирог.
— Еще кусочек?
— Ну разве что маленький ломтик.
Я отрезала ему большой кусок. Теперь он поглощал его медленно, снимая сверху яблоки, чтобы потом похрустеть оставшейся корочкой.
— Вкусная у него корочка. Прямо как домашнее печенье, — заметил Гарри. — Я только со второго раза могу распробовать еду.