На следующий день я предложила Рафаэлю отправиться в кино. В одном из кинотеатров Латинского квартала давали ретроспективу фильмов Франсуа Трюффо. В тот вечер шел «Мужчина, который любил женщин». Я припомнила, что главный герой фильма пишет роман о своей собственной жизни и параллельно зачитывает его вслух, в то время как иллюстративный ряд дополняет его историю. Я решила, что подобный «звуковой» фильм как нельзя лучше подойдет для Рафаэля, но не стала уточнять причину моего выбора, а лишь упомянула, что когда-то видела эту ленту и нахожу ее интересной. На мой взгляд это был с юмором пересказанный миф о Дон Жуане.
Фильм демонстрировали лишь одним сеансом, и он приходился на вторую половину дня. Рафаэль был свободен; что касается меня, то я решила отпроситься с работы. Я уже начала привыкать к этим нарушениям устоявшегося рабочего ритма. После нашего совместного явления в офис, я все чаще и чаще брала отгулы… Возможно, я стремилась доказать, что тоже имею право на личную жизнь: ведь раньше они беспрестанно донимали меня просьбами, обращаясь как с бесплатной «палочкой-выручалочкой» («Сара, ты ведь свободна, ты не могла бы выйти завтра вместо меня?», «Сара, я обязательно должна взять отпуск именно в этом месяце: проблемы с супругом…»). Возможно, бросала им вызов, хотела заставить задуматься об этой связи, которую они могли наблюдать лишь мельком; была ли я права, и они действительно судачили у меня за спиной, насмехались надо мной? Возможно, я наконец почувствовала себя нужной, и это я, которая уже много лет монотонно выполняла рутинную, как мне думалось, абсолютно ненужную работу, выполняла с такой легкостью, что некоторые сочли бы это мужеством.
Кинотеатр «Утопия», расположившийся на маленькой улочке Шампольон, в это время дня почти пустовал. Никто не обращал на нас внимания, каждый выбирал себе место по вкусу в еще освещенном зале. Мы тоже заняли наши места, устроившись со всеми удобствами: я, по обыкновению, села очень прямо, Рафаэль же, наоборот, сполз по креслу и оказался на одном уровне со мной, так чтобы я могла описывать ему сцены, смысл которых он не улавливал. Хотя во время рекламы именно он склонился к моему уху:
— Послушай, голоса звучат полосами — выше, ниже…
— Ты хочешь сказать: тише, громче?
— Не только. Они наслаиваются друг на друга, как волны, накатывающиеся одна на другую, как слои пирога, ну как его с кремом…
— «Наполеон»?
— Да, закрой глаза, и ты услышишь то, что слышу я: вот тоненький голосок, он проскальзывает между слоев…
Фильм начинался с полной тишины. Затем вступала музыка, и на ее фоне можно было различить, как шуршат по аллее кладбища колеса катафалка. Я коротко описала картину Рафаэлю. Стук дверец, ему вторит перестук высоких каблучков, и, наконец, голос Брижитт Фоссе комментирует эти странные похороны, на которых присутствуют одни женщины. Сцена не требует разъяснения. После того как я начала ходить в кино вместе с Рафаэлем, я научилась «слушать» фильмы и четко вычленять моменты, совершенно непонятные слепым; сейчас же глухой звук комков земли, падающих на крышку гроба, «говорил» сам за себя… Вновь зазвучал голос, на сей раз цитировался отрывок из книги почившего Бертрана Морана, его любимый отрывок: «Женские ножки, как циркуль, измеряют земную твердь, даря ей ее равновесие и гармонию…» Рафаэль попытался сдержать смех… В первые пятнадцать минут фильма еще несколько зарисовок, чтобы помочь моему другу понять сюжет: описание жадного взгляда «бабника», рассматривающего ноги и задницу посетительницы в прачечной самообслуживания; различные странные шумы в мастерской, где он работал; искусственная «болтанка» для исследования движений макетов самолетов; восторг, который охватывает главного героя при обнаружения ног (опять ноги!) Натали Бай в брюках, и кокетливая улыбка актрисы, оставшаяся без внимания; витрина магазина и мясистая продавщица, обряжающая манекен в черное нижнее белье; затем я замолчала вовсе: Бертран Моран, перерывая ящики шкафа полные фотографий и писем от всевозможных женщин, внезапно обнаруживает старенькую пишущую машинку и начинает: «Я попробую написать книгу…». После чего фильм сопровождается речитативом, он звучит очень громко под аккомпанемент ритмичного стука металлических клавиш печатной машинки и острых каблучков нескончаемых подружек главного героя и обрывается под дикий скрип колес автомобиля, который сбивает Бертрана, не заметившего опасности, ослепленного необыкновенной, волшебной девушкой, идущей по другой стороне улицы.