Он, конечно же, сразу понял, я в этом не сомневаюсь, ему рассказали кончики его пальцев, его ладони, что черты моего лица грубы, неправильны, что во мне нет прелестного изящества. Он знает, что мои волосы жидкие и что мне никогда не удается соорудить из них хоть какое-либо подобие прически. Возможно, ему даже кто-нибудь сказал, что они отнюдь не «пепельно-русые», как я ему описала. «Пепельно-русый» — именно такую краску я всегда стараюсь купить для «домашнего окрашивания»: я так боюсь парикмахеров, их пристальных взглядов и вынесенных вердиктов, их рук, тщательно взвешивающих каждую прядь, и, конечно же, недовольных гримас при виде столь бедного «материала»…
Кроме зеленого весеннего платья, платья купленного специально для него (неосознанная, неловкая попытка обольщения), у меня нет ни одного приличного наряда; Рафаэль уже давно понял, что я страдаю полным отсутствием вкуса и что давно махнула рукой на все попытки привести себя в более менее «божеский» вид. Он, конечно же, слышал замечание, сделанное той ужасной пожилой дамой в ресторане в Ниме. И вообще, у него такой тонкий слух, что он воспринимает малейший шум, любые перешептывания у нас за спиной.
Это моя ошибка? Нет. Сколько раз за последние несколько недель я пыталась все это ему рассказать? Он постоянно перебивал меня. Постоянно отказывался понимать. Постоянно, уж не знаю, из какой изощренной жестокости, требовал, чтобы я расставила все точки над «i», чтобы объяснила ему еще и еще раз, почему я решилась на ложь, в которой мы погрязли. Мы? Да, мы! Не я одна… Вот, я наконец нашла зацепку, возможность оправдать себя… Он тоже врал; как он превозносил мой голос в первые дни нашего знакомства, чтобы внушить мне, что любит меня, не замечая изъянов…
Но, в конце концов, Сара, он действительно любил тебя. Его ласки… Твоя рука зажата в его, и вы вместе отправляетесь на прогулку по кварталу… Жар, нежность, сила этой руки… А как он прижимал тебя к своей груди, сжимая так крепко, как будто пытался задушить… Ласковый поцелуй в изгиб шеи, исполненный скрытой страсти, поцелуй при каждой встречи… Он тебя любил… Но почему ты говоришь в прошедшем времени, Сара? Ведь еще совсем недавно, позавчера, вчера, несколько часов назад, перед этой идиотской сценой. Да и сама эта сцена, что он понимал, что он видел? Ведь ты не произнесла ни слова. Твои гримасы? Он слепой, Сара, и не видит твоих гримас. Стакан, летящий через всю комнату. Ну и что, он слишком много выпил, вот и все, ты подняла шум из-за ничего.
Я еще не успела свернуть с улицы Майе на улицу Шерш-Миди. Я колебалась. Я оглянулась. Никого, кто бы мог удивиться моим метаниям туда и обратно. Я возвращаюсь к Рафаэлю.
И вот я вернулась. Мое отсутствие длилось… пять минут? Десять? В квартире ничего не изменилось, Рафаэль продолжал сидеть около пианино, голова опущена, руки зажаты между коленями. Он не обратил внимания на мое возвращение, остался неподвижен. Я приблизилась к нему в порыве чувств, он отшатнулся. Я уселась на диван. Я пыталась говорить, выдавить из себя хотя бы одно слово, объяснить — все напрасно. На меня накатило странное чувство оцепенения, мое горло парализовало, голос отказывался служить мне; со мной случалось подобное, когда я была маленькой: охваченная паническим ужасом, страшась темноты, я пыталась позвать на помощь взрослых, что расположились на первом этаже дома, занятые своими разговорами, своими делами. Что тогда, что сейчас, я не могла произнести ни звука. Сколько времени мы провели вот так, молчаливые, окаменевшие, удаленные друг от друга на миллионы световых лет, разделенные всего несколькими метрами темноты?
Тишину нарушил резкий телефонный звонок. Рафаэль по-прежнему не двигался. Я взяла трубку: мужской голос, он удивлен, что слышит голос женский. Я делаю знак Рафаэлю, секундой позже осознаю всю никчемность этого безмолвного жеста. Когда я кладу руку на его плечо, он подскакивает, как будто ему обожгло кожу, он отталкивает трубку. Перед тем как повесить ее, я произношу:
— Рафаэль сейчас себя плохо чувствует, перезвоните через часок.
— Зачем ты вмешиваешься? — кричит он мне. — Я не прошу тебя отвечать на телефонные звонки, я вообще тебя ни о чем не прошу! Зачем ты вернулась? У тебя есть твоя собственная квартира? Я вообще не обязан давать тебе приют!