…В окошко постучали уверенно, но вежливо. Густой, барственный баритон произнес:
— Получите, милая Майя Владимировна.
В окно солидно вплыла толстая и длинная скатка ватмана.
Когда Майя выполнила все формальности и владелец баритона, сказав: «Лучшие пожелания, Майя Владимировна», — удалился, я поинтересовался:
— Кто этот воспитанный товарищ?
— О, — в резковатом Майином голоске почтительность школьницы, — это же Вячеслав Игоревич Комский, ведущий конструктор! Разве вы его не знаете?! Ужасно талантливый!
— Даже ужасно?
— Ему главный конструктор всегда говорит: «Голубчик, сделайте одолжение, для вас распорядок дня не существует. — Майя шепелявила, копируя старческую манеру и глотая концы слов. — Ваше дело, голубчик, — думать. А думать не обязательно на службе».
— С чертежами у Комского все в порядке?
Майя сухо отвечает, не глядя на меня:
— Он очень аккуратный. Все правила выполняет в точности. Если хотите, посмотрите его чертежи. Вот! — Она начинает раскручивать уже свернутую было толстую трубу.
— Не надо, не надо, Майя! В чертежах я все равно ничего не смыслю. В гимназии не было черчения.
— А вы кончили гимназию?
— Выскочил из пятого класса.
— Отчего ж не доучились?
— Напротив, ушел доучиваться. В Красную Армию.
— Сколько же вам было лет?
— Ну, знаете, пришлось чуточку прибавить.
В коридоре за стеной послышались громкие голоса, мужской и женский. Окошко распахнулось с такой силой, что дверка стукнулась о стенку. В отверстие пытались просунуться сразу две руки с чертежами. Они мешали друг другу, и тоненькая девичья ручка с ярко наманикюренными изящными пальчиками явно теснила сильную, но неуклюжую мужскую.
— Сенечка, ты успеешь, — смеясь, настаивал картавый голосок, — И потом я же первая!
— Ничего подобного, — мальчишеским баском возмущался Сенечка. — Ты меня оттолкнула, когда я уже открыл окошко. Я первый.
— Ну и что же? Все равно ты должен мне уступить. Я женщина. — Это было сказано с гордостью, словно о личной заслуге.
— А разве сегодня Восьмое марта?
— Остряк-самоучка! Вот не думала!
— Можно подумать, что ты вообще когда-нибудь думаешь.
— Да ты просто нахал.
— Лезешь без очереди, а нахал я! Женская логика.
— Пусти, я серьезно тебе говорю. У меня мать больна, мне нужно поскорее домой.
Тут Майя покосилась на меня и решила навести порядок:
— Ну, что за безобразие! Нашли место. Как маленькие. Давай сюда, Рая. Но это — в последний раз. Вечно тебе некогда, вечно ты стараешься схитрить. А теперь ты, Сеня. Ждите оба! — И сердито захлопнула окошко. — Как дети, право. — Ей было неловко за сослуживцев, — они ведь не подозревали, что в комнате посторонний.
Развернув на обширном, стоявшем перед шкафами-стеллажами столе оригиналы и копии, Майя просматривала их. С небольших чертежей — чаще всего это были отдельные детали — копии снимались с помощью копировальной бумаги. Занимались этим нетрудным делом молодые чертежники, такие, как Сеня и Рая.
Майя отложила листы в сторону и поставила штампы на допусках.
Весело перебраниваясь, молодые люди убежали. Хлопнула дверь, все стихло.
В окошечко опять постучали. Опять девушка-чертежница отдала Майе скатку. Опять Майя педантично проделала все, что полагается, и сказала: «Рита, возьми свой допуск». Потом она с какими-то чертежами подошла ко мне.
— Алексей Алексеич, Клавдия Васильевна передавала мне, что вы говорили насчет мелочей. Чтобы их не упускать. Я стараюсь не упускать. Посмотрите. Вот две работы. Одинаковые, да?
— Ну какие ж они одинаковые! Совсем непохожие детали.
— Да я не про это. Я про исполнение. Есть разница?
Покачав головой, я сказал, что никакой разницы не вижу.
Майя, довольная, засмеялась:
— А я вижу. Смотрите внимательней. Видите, здесь линии не такие четкие, как на другом чертеже. Почему, как вы думаете? — Она сделала паузу и, так как я молчал, сама ответила:
— Потому, что этот делала женщина, а тот — мужчина. Женская рука слабее. Обратили внимание?
Я сказал, что теперь, когда она так убедительно растолковала, обратил. А мне самому и в голову бы не пришло.
Майя и в самом деле была права. Фиолетовые линии, оставленные копиркой под нажимом остро отточенного карандаша, на одном из листов были тусклее, чем на другом.
— У вас острый глаз, Майя.
Майя сворачивала и прятала сданные чертежи, и, когда оказывалась ко мне лицом, я видел, как блестят ее глаза, — они были не так чтоб очень большие, но яркие, словно подсвеченные изнутри, чуть раскосые зеленоватые глаза.