— А чем он занимался? Или профессиональный игрок? Не дай бог, шулер?
— Что вы такое говорите, Алексей Алексеевич?! — возмутилась Евгения Андреевна. — Он был уважаемый в городе человек, с положением: управляющий отделением страхового общества «Россия»! Шутка сказать! И ведь тогда он был совсем еще молод — не старше тридцати. Оч-чень способный был финансист. Если б не революция, — о, он далеко бы пошел!
— Ну и куда он девался, этот ваш способный финансист? Удрал в свою прекрасную Швейцарию?
Люда давно уже поглядывала на меня с недоумением и недовольством: мол, что это ты, вместо того чтоб поскорей «закруглить» Евгению, задаешь ей вопрос за вопросом, распаляешь мадам. Ей только дай волю! Ну вот, она, конечно, ударилась в биографию своего «швейцарца».
— А вот представьте себе, что он никуда не удрал. Остался в России. Не понимаю, почему. Неужели такой умный и деловой человек не имел солидного капитала где-нибудь в «Креди-Лионнэ»? И странно. Как-то с месяц назад я встретила его на улице…
Только совладать с собой! Только удержать себя в руках. Не вздумай сорваться с места, Алеша Каротин. Что в конце концов особенного? Она просто встретила «швейцарца» на улице…
— …Я встретила его на улице… Боже мой, что делает с людьми время! Я даже его не остановила. Что приятного мог он сказать мне? Что время ужасно меняет людей?
— Чем же он теперь занимается?
— Он служит в Госстрахе.
В Госстрахе? Тихо, тихо… Что у нас было в Госстрахе?
— Представляете, пережить такое крушение! Павел Александрович Верман — жалкий инспекторишка в советском Госстрахе!
Павел Александрович Верман. Павел Александрович Верман, а не Георгий Карлович! Услышав это, я вдруг стал совершенно спокоен. Можете мне верить, это было именно так. Видно, нервы напряглись до такой степени, что больше ни на какое волнение были не способны. Неужто и вправду все нити сошлись? Неужели все-таки разгадана эта проклятая загадка?!
Стой, стой, не торопись, Каротин. Можешь даже на всякий случай переплюнуть трижды через левое, в крайнем случае через правое плечо. «Швейцарец» ли передал Фридриху «сигары»? Сойдутся ли эти две фигуры в одну?
Тут я заметил, что тащу своих дам почти рысью. Слава богу, вот и подъезд Евгении Андреевны. По-видимому, я не очень вежливо торопился при прощании: физиономия мадам, особенно ее вздернутый носик, который когда-то, наверное, кружил многим головы, выражали явное недоумение.
Потом я сказал Люде:
— Простите меня, я очень спешу. Поверьте, это важно. Я не могу вам ничего сейчас объяснить. Я все объясню потом.
Она молча протянула мне руку, глядя прямо в глаза. Что она думала при этом, бог весть. Повернулась и ушла.
Как это формулируют моралисты? Общественное выше личного? Коллизия долга и чувства? Формулировать легко…
Я вскочил в первый попавшийся трамвай.
64. Камень с плеч
Нижнелиманская контора Госстраха занимала часть первого этажа в трехэтажном здании Государственного банка.
В половине пятого вечера двадцать восьмого августа Славин остановился у газетной витрины возле банка. Мы с Фридрихом заняли наблюдательный пост в подъезде наискосок. Это было отличное место: когда служащие станут расходиться по домам, ни один из них не ускользнет из нашего поля зрения. На всякий случай Кирилл встал на крыльце впереди нас, чтобы прикрыть Фридриха.
Пять часов. Сквозь настежь распахнутые окна донесся звонок. Я легко представил себе, как бухгалтеры, счетоводы, делопроизводители, кассиры, страховые агенты и инспектора, облегченно захлопнув картонные папки, убрав в столы счета, ордера, ведомости и полисы, закрыв в надежных сейфах обандероленные пачки новеньких и потрепанных банкнот, а также холщовые увесистые мешочки с металлической разменной монетой, снимают сатиновые нарукавники и покидают свои рабочие места. Впрочем, служебный день страховых агентов по-настоящему только начинается: они отправятся по квартирам заарканивать новых клиентов и получать очередные взносы от старых. Вот первая ласточка — молодой человек в пестро-клетчатой рубашечке и сандалиях, радостно хлопнув дверью, вырвался в солнечный кипяток улицы…
— Внимание, товарищ Фридрих, — тихо сказал я.
В одиночку, и по двое, и даже целыми группами служащие повалили на волю. Калейдоскоп разнообразных лиц, но на всех — четкая или легкая печать облегчения…
Три минуты, пять, семь…
Фридрих порывисто сжал мне руку.
Из дверей Госстраха вышел и двинулся по тротуару немолодой человек. Серый пиджак, полосатые, аккуратно отглаженные брюки, соломенная шляпа, в правой руке — черный портфель. Шел он не быстро и не тихо, именно такой походкой, какая приличествует советскому служащему среднего ранга.