Однако ее, безусловно, кто-то закрыл.
Несколько секунд Трой собиралась с духом, затем быстрым шагом направилась к двери, распахнула ее и с трудом подавила крик. Она стояла лицом к лицу с Мервином.
Это ошарашило ее гораздо больше, чем удар по голове. В горле что-то пискнуло, как бывает в кошмарном сне.
Лицо Мервина было пепельно-серым.
- Что-нибудь случилось, мадам? - спросил он.
- Это вы закрыли дверь? Только что?
- Нет, мадам.
- Зайдите, пожалуйста.
Ей показалось, что он сейчас откажется, однако Мервин вошел, сделал четыре шага и застыл на том месте, где на ковре все еще лежала баночка.
- Это она наделала бед, - сказала Трой.
- Позвольте мне, мадам.
Мервин поднял баночку, подошел к скамье и поставил ее на место.
- Взгляните на дверь, - сказала Трой.
- Позвольте мне, мадам.
Трой поняла, что Мервин уже все видел. Он вошел в комнату, пока она вытирала лицо, тихонько выбрался обратно и закрыл за собой дверь.
- Банка стояла на верхушке двери, - сказала Трой. - Она свалилась мне на голову. Детская ловушка.
- Не очень приятно, - прошептал Мервин.
- Да. Неприятно.
- Это не я! - вырвалось из груди Мервина. - Я никогда! Господи, клянусь, я никогда!..
- Честно говоря, я не понимаю, зачем бы вам...
- Верно, - лихорадочно подтвердил он. - Господи, совершенно верно. Зачем бы я... Я!
Трой принялась стирать струйку с двери. Она снималась чисто, не оставляя за собой ни следа.
Мервин достал из кармана платок, опустился на колени и яростно набросился на пятно на ковре.
- Мне кажется, чистый скипидар все снимет, - сказала Трой.
Мервин растерянно огляделся. Она взяла со скамьи бутылочку и протянула ему.
- А! - бросил он и снова взялся за работу. Его шея блестела от пота. Он что-то бормотал себе под нос.
- Что? - переспросила Трой. - Что вы сказали?
- Он увидит. Он все замечает. Скажут, что это сделал я.
- Кто скажет?
- Все. Все они.
Трой услышала свои слова:
- Смойте остатки водой с мылом и подложите снизу побольше половиков. Она имела в виду половики, лежавшие изнаночной стороной вверх вокруг ее рабочего места. Их принесли из кухни, чтобы уберечь ковер.
Мервин поднял глаза! В них застыло выражение испуга, как у нашалившего ребенка.
- Вы не скажете, мадам? Правда? Не захотите, чтобы меня выгнали? Ведь это не я, честное слово! Я никогда... Я же не спятил еще... Я никогда...
- Хорошо, хорошо! - почти прокричала Трой. - Не начинайте заново! Вы уже сказали, что это не вы, и я.., собственно говоря, я вам верю.
- Благослови вас Бог, леди.
- Ладно, с этим все. Но если это не вы, то кто же? Кто мог такое устроить?
- А это уже другой вопрос, правда? Что, если я знаю?
- Вы знаете?
- Я ведь могу догадываться, правда? Кое-кого пытаются настроить против меня. Грязь, извините за выражение, гонят на всех нас. Все пострадают...
- Я не понимаю, о чем вы. Пока, кажется, одна я...
- Вы, леди! Простите, но вы всего лишь новенькая, понимаете? Это все против меня. Подумайте сами, леди.
Мервин сидел на корточках и глядел на нее снизу вверх. Его лицо пылало.
- Простите, мадам, - растерянно пробормотал он, поймав ее взгляд. - Право, не знаю, что вы обо мне думаете. Я забылся. Извините.
- Все в порядке, - успокоила его Трой. - Но мне хотелось бы, чтобы вы просто объяснили...
Мервин вскочил и попятился к двери, судорожно наматывая себе на руку превратившийся в тряпку платок.
- Ох, мадам, мадам! Подумайте чуть-чуть сами!
С этими словами он исчез.
Только в своей комнате, смывая масло и скипидар с волос. Трой вспомнила, что Мервин был осужден за то, что убил вора при помощи "детской ловушки".
3
Aсли из-за "кошачьего концерта" Крессида сильно утратила свои позиции, то за ужином с успехом восстановила их и даже упрочила, во всяком случае, так показалось Трой. Мисс Тоттенхейм последней спустилась в парадную гостиную, где сегодня - впервые - общество собралось в ожидании приглашения за стол.
Она была в потрясающем брючном костюме, который плотно облегал ее тело. При каждом движении ткань переливалась, как расплавленное золото, отчего создавалось впечатление неимоверного богатства и потрясающей красоты. Трой услышала, как у Хилари перехватило дыхание, как тихо присвистнул мистер Смит и как, не выдержав, что-то проворчала миссис Форес-тер. Полковник же просто заявил во всеуслышание:
"Дорогая, вы ослепительны!" И тем не менее у Трой так и не возникло желания писать портрет Крессиды, и вопросительные взгляды Хилари вызывали у нее самые неприятные чувства.
На этот раз подали коктейли с шампанским. Казберту помогал Мервин, и Трой старательно избегала смотреть в его сторону. Ей почему-то казалось, что она не столько принимает участие в вечере, сколько следит за разыгрывающимся представлением. Красивая комната, ощущение уюта, легкости, ненавязчивой роскоши утратили свою ценность и стали восприниматься как нечто нереальное, стерильное, лишенное истинной жизни.
- Интересно, - раздался рядом с ней голос Хилари, - что означает это выражение на вашем лице? Вопрос, конечно, неуместный, но вы вовсе не обязаны отвечать.
Прежде чем Трой успела что-нибудь сказать, он продолжал:
- Крессида красавица, не правда ли?
- Правда, только не просите меня рисовать ее.
- Я предчувствовал, что к этому идет.
- Получилось бы плохо.
- Почему вы говорите с такой уверенностью?
- Ее портрет в моем исполнении не доставил бы вам никакого удовольствия.
- Или, быть может, доставил бы слишком много удовольствия. Опасного сорта.
Последнюю реплику Трой сочла за лучшее оставить без ответа.
- Что ж, да будет так, - сказал Хилари. - Еще один коктейль? Вы, конечно, не откажетесь. Казберт!
Он остался рядом с ней и просто стоял, спокойно наблюдая за своей невестой, однако Трой казалось, что их разговор продолжается.
За ужином Хилари усадил Крессиду на место хозяйки, и Трой подумала, как блистательна она в этой роли и с каким удовольствием Хилари будет демонстрировать свою жену перед гораздо более изысканным обществом, чем эта странная небольшая компания. "Как одушевленное свидетельство своего богатства", - мелькнуло в уме.
Очевидно, благодаря шампанскому Крессида, если можно так выразиться, искрилась больше обычного. Для начала она воркующим голосом затеяла с Хилари шутливую ссору, высмеивая великолепие поместья, а затем, когда он обиженно нахмурился, весело закончила: