— Это меня не удивит, — ядовито вставила его жена.
— Во всяком случае, он будет присутствовать на Сочельнике. Итак, я буду друидом. Я играю эту роль каждый год с тех пор, как поместье перешло в руки Хилари. Конечно, будет ёлка со звездой и массой всякой мишуры: ведь придут дети из Вэйла и прочих окрестностей. Я обожаю этот праздник. А вам нравятся маскарады?
Полковник задал этот вопрос таким встревоженным тоном, что Трой сочла себя обязанной выразить самый горячий энтузиазм и почти ожидала предложения принять участие в переодевании.
— Дядя Блох — блистательный актёр, — сказал Хилари, — а его борода вообще нечто потрясающее. Её делали по специальному заказу, и она не посрамила бы самого Короля Лира. А парик! Он не имеет ничего общего с побитыми молью жалкими подделками. Вот увидите.
— Он теперь выглядит несколько иначе, — возбуждённо воскликнул полковник. — Его заново уложили. Парикмахер считал, что он был длинноват и потому смотрелся несколько смешно. В таких вещах приходится быть очень внимательным.
Хилари принёс бокалы. Два из них — с ломтиками лимона — дымились.
— Ваш ром, тётушка Клумба, — сообщил он. — Скажите, если мало сахара.
Миссис Форестер завернула очки в платок и села.
— По-моему, все в порядке. Ты, случайно, не положил дяде мускатного ореха?
— Нет.
— Хорошо.
— Вам, наверное, кажется, что пить ром до обеда несколько необычно, — обратился полковник Форестер к Трой, — однако мы решили, что после путешествия он пойдёт нам на пользу. Обычно это наш напиток на ночь.
— Пахнет приятно.
— Хотите попробовать вместо “Белой леди”? — предложил Хилари.
— Думаю, я останусь ей верна.
— Я тоже. Итак, мои дорогие, — продолжил Хилари, обращаясь ко всем, — в этом году у нас будет скромный праздник в тесном семейном кругу. Кроме вас, приедут ещё только Крессида и дядя Берт. Обоих ждут завтра.
— Ты до сих пор помолвлен с Крессидой? — спросила его тётя.
— Да, договорённость пока сохраняется. Я очень надеюсь, тётушка, что на второй взгляд Крессида понравится вам гораздо больше.
— Не на второй, а на пятидесятый. А может, сотый.
— Я имею в виду, на второй после нашей помолвки.
— Ax, так… — двусмысленно протянула тётушка.
— Ну, тётя… — Хилари замолчал и потёр нос указательным пальцем. — Во всяком случае, не забывайте, что я познакомился с ней в вашем доме.
— Тем прискорбнее. Я предупреждала твоего дядю. Говорю, Фред, я предупреждала тебя!
— О чем, Клу?
— Об этой твоей Крессиде Тоттенхейм!
— Она вовсе не моя, Клу. Ты всегда так странно выражаешься.
— По крайней мере, тётя, я надеюсь, что вы измените своё мнение, — сказал Хилари.
— Надеяться можно, — отрезала она и спросила Трой:
— Вы встречались с мисс Тоттенхейм?
— Нет.
— Хилари думает, что она вполне подходит этому дому. Мы все ещё говорим о Крессиде! — проревела миссис Форестер в сторону своего мужа.
— Я знаю. Я слышал.
На этом разговор прервался. Они в молчании допили свои бокалы. Миссис Форестер шумно дула на ром, чтобы остудить его.
— Мне кажется, — начал Хилари после паузы, — что Рождество в этом году получится ещё лучше, чем раньше. Я придумал для вас новый выход, дядя Блох.
— Вот как? В самом деле? Какой?
— Вы появитесь с улицы. Через французское окно из-за дерева.
— С улицы! — возопила миссис Форестер. — Я правильно поняла тебя, Хилари? Ты собираешься выставить своего дядю на двор, в полуночную тьму, в метель? Я говорю: в метель?!
— Только на несколько мгновений, тётя Клу.
— Ты, надеюсь, не забыл, что у твоего дяди больное сердце?
— Все будет в порядке, Клу.
— Мне это не нравится. Я говорю…
— Уверяю тебя! Я буду одет достаточно тепло.
— Фу! Я говорю…
— Нет, ты послушай!
— Не шипи, Клу. У меня сапоги на меху. Продолжай, старик. Так ты говоришь…
— Я достал замечательную запись колокольчиков и храпящей оленьей упряжки. Не перебивайте! Я провёл собственное исследование и убеждён, что в данном случае наблюдается частичное совпадение тевтонской и друидической традиций, а если нет, так будет наблюдаться, — затараторил Хилари. — Итак, дядя Блох, мы услышим, как вы снаружи кричите “Хэй!” оленям, а затем вы появляетесь.
— Боюсь, мой мальчик, я уже не смогу крикнуть “Хэй!” достаточно громко, — озабоченно сказал полковник.
— Об этом я тоже подумал. Я добавил возглас к звуку колокольчиков и храпу. Это сделал Казберт. У него необычайно зычный голос.
— Прекрасно, прекрасно.
— У нас соберутся тридцать один ребёнок и ещё около дюжины родителей. Как обычно, арендаторы, фермеры и обслуживающий персонал.
— Тюремщики? ОТТУДА? — спросила миссис Форестер.
— Да. Семейные. С жёнами и детьми. Двое.
— Мачбенкс?
— Если он сможет освободиться. У него свои заботы. Капеллан готовит нечто удивительно унылое: рождественский праздник при максимуме безопасности, — ядовито пояснил Хилари. — Не думаю, что кто бы то ни было примет праздничный перезвон за сигнал тревоги.
— Надеюсь, — мрачно заговорила тётя Клу, сделав глоток из бокала, — вы все знаете, чего хотите. В отличие от меня. Я предчувствую неприятности.
— Что за невесёлые мысли, тётя! — сказал Хилари. Вошёл Казберт и объявил, что ужин подан. У него действительно был очень громкий голос.
Глава 2
СОЧЕЛЬНИК
1
Прежде чем разойтись по комнатам, они прослушали местный прогноз погоды. Снегопад обещали в течение всей ночи и весь Сочельник, однако к Рождеству он должен был прекратиться. С Атлантики надвигался тёплый фронт.
— Мне всегда казалось, — заметил Хилари, — что “тёплый фронт” — это декольтированная леди времён Регентства, которая прикладывает к груди скомканный край шлейфа, чтобы согреть его. Шлейф, разумеется.
— Не сомневаюсь, что Крессида в числе своих грядущих обязанностей сыграет для тебя эту сомнительную интермедию, — сухо произнесла тётя Клу.
— Знаешь, дорогая, мне кажется, у неё получилось бы, — сказал Хилари, целуя тётку на ночь.
Вешая красное платье в шкаф, Трой обнаружила, что ниша, в которую он был встроен, примыкает к аналогичной нише в комнате Форестеров, так что оба помещения разделяет лишь тонкая перегородка.
Миссис Форестер, кажется, тоже занималась размещением своего туалета. До Трой долетел скрип вешалки, и она едва не подпрыгнула, услышав собственное имя, произнесённое громким голосом чуть ли не в самое ухо:
— Трой! Странное имя для христианки.
— …не…, понятно…, известна… — глухо донёсся, словно из-под рубашки, голос полковника.
— Моё мнение тебе известно, — сварливо отозвалась миссис Форестер. — Я говорю…
Конечно, это было неэтично, но Трой просто не могла себя заставить отойти от шкафа.
— …не доверяю… Никогда не доверяла, — продолжал голос. — Тебе это отлично известно… Небольшая пауза — и финальный выкрик:
— …или поздно, все будет оставлено на милость убийц!
Дверцы шкафа с той стороны сердито хлопнули. Трой легла в постель с лёгким головокружением, однако было ли это обстоятельство вызвано лукулловым пиром, устроенным Хилари и Киски-Ласки, или странной обстановкой дома, она решить не могла.
Трой была уверена, что сразу заснёт, как только коснётся головой подушки, но минуты проходили за минутами, а она все лежала без сна, прислушиваясь к тихому потрескиванию дров в камине и вздохам ночного ветра. Скорее всего в её бессоннице виноват ром.
Спустя некоторое время ей стало казаться, что снаружи доносятся голоса. “Я все-таки сплю”, — сонно пробормотала она. Порыв ветра, заставивший загудеть каминную трубу, сменился тишиной, в которую внезапно снова ворвались призрачные голоса и стихли, словно где-то уменьшили громкость телепередачи.
Нет, положительно, на улице под её окном мужской голос, точнее, два голоса вели неразборчивую беседу.
Трой встала, добралась при свете угасающего камина до окна и раздвинула шторы.