— Нет, — ответила Трой. — Я даже не знала, что в Холбедзе есть церковь.
— Есть. В западном крыле. Служить будет тюремный пастор по любимому Хилари традиционному обряду. Да, как по-вашему, он красив?
— Нет. Он живописен.
Миссис Форестер фыркнула.
Вошёл Мервин с кофе и ликёрами. Предлагая их Трой, он кинул на неё взгляд, в котором читалась животная покорность. Ей это крайне не понравилось.
Крессида стояла, картинно облокотившись на каминную полку, и покачивала золотистой туфелькой, с нетерпением дожидаясь, пока Мервин уйдёт. Стоило двери закрыться за его спиной, как она тут же выпалила:
— Этот человек приводит меня в ужас.
— Вот именно, — согласилась миссис Форестер.
— От него просто мурашки по телу…, от всех них. Да, да, я знаю об идеях Хилари и даже согласна, что так можно разрешить проблему со слугами. То есть это один из способов решения вечной проблемы. Хотя лично я, знаете, предпочла бы греков или кого-нибудь ещё.
— Итак, вы не принимаете во внимание, как смотрят на этот вопрос сами убийцы, в отличие от Хилари, который уверяет, что обдумывал проблему всесторонне? — подытожила миссис Форестер.
— Да, я знаю, он пока увлечён своими идеями, — протянула Крессида, продолжая поигрывать туфелькой, — но, знаете, по-настоящему его, как и меня, привлекает непритязательный строй жизни.
Несколько мгновений миссис Форестер молча взирала на неё, а затем, повернувшись всем корпусом, обратилась к Трой:
— А вы как управляетесь со своим домом?
— Да, собственно, как можем. Мой муж — полицейский, и этого уже вполне достаточно, чтобы поставить любой быт с ног на голову.
— Полицейский?! — воскликнула Крессида. — Ах да, я и забыла. Хилари мне говорил. Но ведь Ян жутко известный и высокопоставленный?
На это Трой предпочла не отвечать.
— Быть может, нам стоит заняться ёлкой? — предложила миссис Форестер.
— Вы же знаете, что Хилари обидится, если что-то будет сделано без него.
— Не праздник, а каталажка, — протянула Крессида. — Начальник тюрьмы, тюремный врач, тюремщики, тюремный священник, не говоря уж о молодом поколении, растущем в тюрьме… Ах да, я и забыла! Ожидается пропасть соседей со всей округи, каждому из которых не меньше семидесяти. Грандиозно! Даже Хилариозню. Пусть звонят колокола!
— Мне семьдесят, а моему супругу семьдесят три, — сухо заметила миссис Форестер.
— И в этом суть. — Крессида рассмеялась и неожиданно опустилась на колени к ногам миссис Форестер, откинув назад пышные блестящие волосы и сложив руки. — Знаете, я вовсе не такая отвратительная, какой пытаюсь казаться. Вы оба всегда относились ко мне просто фантастически. Я жутко благодарна. Хилли придётся бить меня, как колотят в гонг. Знаете? Бонг-банг-бонг. И тогда моё поведение станет просто отменным. Да-да! Ну же, ну, тётя Клу, простите меня!
Если бы тётушка Клумба была Медузой Горгоной, подумала Трой, Крессида давно бы превратилась в камень, и тем не менее уголки губ у миссис Форестер явно дрогнули в улыбке.
— Думаю, мисс, вы не хуже, чем прочие представители вашего поколения. В вас есть чистота и очарование.
— Чистота свистка и очарование новой острой булавки, не так ли, тётя? Как по-вашему, я смогу украсить дом Хилли?
— Во всяком случае, своим внешним видом. Это безусловно. Остальное зависит от поведения.
— От поведения, — протянула Крессида. Все замолчали. В комнате потрескивал огонь. Рождественская ветвь медленно поворачивалась вокруг своей оси. Из обеденного зала донёсся смех Хилари, приглушённый толстой дверью.
— Тётя Клумба, вы назвали бы меня “грешной леди”? — внезапно спросила Крессида совершенно серьёзным тоном.
— Господи, девочка, о чем ты? В чем дело?
— Взгляните сами.
Крессида открыла блестящую сумку и извлекла оттуда сложенный листок бумаги.
— Вот это я нашла под дверью, когда поднялась в свою комнату, чтобы переодеться. Хилари я ничего говорить не стала, но вам, миссис Форестер и миссис Аллен, хочу показать. Разверните и прочтите. Обе.
Миссис Форестер, нахмурившись, посмотрела на Крессиду и взяла листок. На нем огромными печатными буквами было написано: “Грешная леди, берегись. Женщина, лишённая целомудрия, отвратительна. Ему не придётся терпеть тебя в своём доме”.
— Что это ещё за чепуха? Откуда это взялось?
— Я же сказала: я нашла листок под дверью. Миссис Форестер сделала попытку разорвать записку, но Крессида схватила её за руку.
— Нет, не надо. Я покажу это безобразие Хилари и очень надеюсь, что его мнение о мерзавце Найджеле кардинально изменится.
4
Когда Хилари увидел записку — а это произошло вскоре после того, как мужчины появились в гостиной, — он буквально застыл. Он долго стоял, молча и неподвижно, с листком в руках и хмурился. Мистер Смит подошёл, глянул на написанное и тихо протяжно свистнул. Полковник Форестер вопросительно уставился на Хилари, затем перевёл взгляд на жену. Та слегка покачала головой, и полковник, повернувшись спиной к обществу, принялся внимательно изучать ёлку и рождественскую ветвь.
— Ну, малыш, что ты об этом думаешь? — поинтересовалась наконец миссис Форестер.
— Не знаю. Но скорее всего совсем не то, чего от меня ожидают, тётя Клумба.
— Во всяком случае, все, наверное, согласны, что не слишком приятно находить подобные вещи в своей спальне, — вмешалась Крессида.
Хилари разразился целой речью, однако умудрился так толком ничего и не сказать, кроме того, что случившееся просто ужасно, возмутительно, глупо и Крессиде ни в коем случае не стоит обращать на это внимание. Подобные бумажки заслуживают только одного: немедленно в камин, — и Хилари тут же наглядно продемонстрировал, как это делается. Листок мгновенно почернел, распался прахом и вылетел в трубу.
— Вот и все! — воскликнул Хилари и развёл руками.
— Зря ты это сделал, — укоризненно сказала Крессида. — По-моему, бумажку следовало бы сохранить.
— Верно, — вставил мистер Смит. — Для знатоков. Трой невольно вздрогнула. Мистер Смит одарил её широкой ухмылкой.
— Верно ведь, миссис Аллен? Ваш муж назвал бы это уликой. Да, Хил, тебе следовало бумажку приберечь.
— Мне кажется, дядя Берт, я имею полное право уладить это недоразумение по собственному усмотрению. Я нисколько не сомневаюсь, дорогая, что это всего-навсего чья-то идиотская шутка. Терпеть не могу дурацких розыгрышей! А вы? — неожиданно обратился Хилари к Трой.
— Тоже, если это розыгрыш.
— Чему лично я ни на секунду не поверю! — энергично вставила Крессида. — Розыгрыш! Нет, это — наглое нападение. Оскорбление. Если не хуже. Разве нет? — обратилась она к миссис Форестер.
— Понятия не имею. Как ты считаешь, Фред? Я спрашиваю…
Тут она обнаружила, что её супруг старательно высчитывает количество шагов от французского окна до ёлки в дальнем углу гостиной:
— Тридцать, сорок, пятьдесят… Ровно пятьдесят футов. Мне придётся пройти пятьдесят футов. А кто закроет за мной окно? О таких вещах необходимо позаботиться заранее.
— Но Хилли, дорогой, честное слово, мне кажется, что от подобных записок нельзя отделываться простым пожиманием плеч, — снова начала Крессида. — Ты же сам всегда говорил, что Найджел называет свою жертву только “грешная леди”. По-моему, совершенно очевидно: он и меня счёл грешной, и это просто ужасно. Знаешь, ужасно.
— Клянусь тебе, дорогая, здесь нет ничего ужасного. Обстоятельства совершенно другие…
— Разумеется, если учесть, что та особа была проституткой.
— …и я, конечно, постараюсь докопаться до сути. Слишком уж все это нелепо. Я рассмотрю…
— Ты ничего не сможешь рассмотреть в остывшем камине!
— Найджел совершенно выздоровел.
— Э! Да кто говорит, что это непременно Найджел? — вмешался мистер Смит. — Скорее, его специально подставили. По злобе, чтобы досадить.
— Но все они прекрасно ладят друг с другом.
— Только не с Маультом, которого привёз полковник. Бьюсь об заклад, добрыми отношениями здесь и не пахнет. Я видел, как они поглядывают на него. И он на них.