Затем, христиан одного за другим стали выдергивать из толпы и ставить на колени перед султаном. Если пленник соглашался принять магометанскую веру и признавал Мурада своим новым покровителем, ему сохраняли жизнь и передавали мулле, если же он противился этому, палач точным ударом клинка отделял его голову от остального туловища. Так, один за другим, крестоносцы опускались на землю, густо политую кровью собратьев по оружию, и делали свой нелегкий выбор. Многие предпочли смерть предательству, но были и такие, кто согласился принять новую веру и нового повелителя. Вскоре очередь дошла и до меня. Два могучих янычара подхватили меня под руки и вывели вперед.
– Неверный! – громко проговорил один из толмачей в зеленом с золотом халате. – Наш великий падишах проявляет к тебе величайшую милость. Он дарует тебе жизнь в обмен на верное служение ему и Аллаху.
– Лучше умереть за свою веру, чем, сохранив жизнь, стать отступником, – прохрипел я, искоса поглядывая на тех, кто переметнулся к туркам. Они также смотрели на меня с нескрываемой злобой. В решающий момент им не хватило мужества принять смерть и этот позор будет отравлять их души до конца дней.
Султану, похоже, понравился мой ответ. Жестом он подозвал к себе толмача и шепнул ему несколько слов. Тот почтительно склонился и вновь обратился ко мне:
– Повелитель спрашивает тебя: почему ты не хочешь отречься от своего бога и принять истинную веру? Ведь твой бог отвернулся от тебя. Разве он помог вам выиграть сражение? И разве может он спасти сейчас твою жизнь, которая находится в руках нашего славного падишаха, а следовательно, в руках Аллаха!
– Передай своему повелителю, что он может поступать со мной так, как ему заблагорассудится. Сегодня он одержал победу и вправе вершить свой суд, но пускай не просит меня отказаться от клятв, которые я давал и которым буду следовать до конца моих дней. Мне не нужен иной бог, кроме того, которому я молюсь, и не нужен другой государь, кроме того, которому я присягал.
Толмач покачал головой и, что-то прошипев себе под нос, повернулся к султану и перевел мои слова. Мурад внимательно посмотрел на меня и усмехнулся. По его знаку слуга забежал в шатер и через несколько секунд появился снова. В руках он держал большое блюдо, покрытое шелковым платком, под которым угадывались очертания какого-то предмета. Слуга опустился на колени перед султаном и замер в ожидании. Мурад вновь шепнул несколько слов толмачу и тот сказал, обращаясь уже не ко мне, а ко всем пленникам.
– Отправляясь в этот неправедный поход, вы присягали королю Владиславу. Вы служили ему верой и правдой, но теперь вы свободны от своей присяги!
Резким движением Мурад сорвал узорчатый платок и взгляды сотен людей устремились на прозрачный сосуд, наполненный зеленоватой жидкостью. В нем неподвижно застыло что-то темное…
Бессильный стон, вырвавшийся из уст пленных христиан, перемешался с молитвами и испуганным шепотом, которые наполнили залитую кровью долину. Многие падали на колени и осеняли себя крестным знамением, другие застыли на месте и мрачно глядели на страшный сосуд, в котором находилась голова короля Владислава! Мертвецки бледное лицо христианского владыки не выражало ни страха, ни боли. Похоже, молодой король принял смерть, так и не осознав, что дело его погибло, а сам он пал жертвой собственного безрассудства.
– Вот он, ваш король! – прокричал толмач. – Он был храбрым воином, но при этом оказался бесчестным негодяем, нарушив слово, данное на Библии. Посмотрите, какая судьба уготована тем, кто восстает против нашего повелителя! Склонитесь перед его волей или вас ждет столь же бесславный конец!
Слуга с подносом скрылся в шатре, а султан молча взглянул на меня. Толмач снова заговорил со мной:
– Ну, неверный. Что скажешь теперь?
Я расправил плечи и старался отвечать как можно спокойнее, хотя дрожь и пробирала все мое тело.
– Ты мудр и велик, государь, – набрав воздуха для смелости, обратился я к Мураду. – И, вероятно, сможешь рассудить меня сам. Знай, что я не просто присягал Владиславу на верность, но и обязался охранять его жизнь. Со смертью короля я потерял не только своего сюзерена, но и свою честь, а значит, и моя жизнь отныне не стоит ничего. Я безропотно склоняюсь перед твоей волей.
Больше я не произнес ни слова и стал молча дожидаться своей участи. Султан сопел и елозил на троне, видимо, решение о моей казни давалось ему нелегко. Однако колебался он недолго и, проведя рукой по густой бороде, отдал короткий, режущий ухо приказ.