Николай двинулся в сторону стены, за которой скрывался потайной ход.
– Да, и еще одно. – Архонт повернулся ко мне. – Будь осторожен, кто-то из местных вельмож или стражи информирует Феодора о каждом твоем шаге. Если царевич только пожелает, эти люди могут отложить перо и взять кинжал.
Произнеся эти слова, Николай скрылся за пурпурной занавесью, а еще через несколько секунд послышался тяжелый гул каменной плиты, запечатывающей потаенный коридор.
На следующий же день я приказал замуровать все известные мне проходы в стенах. Ибо куда лучше и безопаснее принимать тех посетителей, о которых докладывают заранее.
Мистру между тем продолжали сотрясать таинственные происшествия. То там, то здесь происходят поджоги, нападения на стражу, отравления колодцев и убийство домашнего скота. Только слепец не увязал бы все эти случаи воедино.
Я бросил на поимку преступников всех, кого только мог, но результатов не было. С каждым днем население Мистры охватывала паника. Некоторые уже спешили покинуть город и укрыться в далекой Монемвасии, на юге Пелопоннеса.
Неизвестно, какие еще происшествия приключились бы в истязаемом смутой городе, если бы не одна встреча, которую никак невозможно назвать случайной.
Поздним вечером в моих покоях вновь появился Алексей. Я не удивился этому визиту, поскольку знал, что мой преданный помощник уже несколько недель не покидает дворец, самолично подсчитывая и перепроверяя количество провианта, которое ежедневно оседает в дворцовых амбарах. Эта работа по своей важности едва ли могла сравниться с любой другой, ибо после недавнего поджога мы лишились практически всего зерна. Однако в этот раз я не заметил в его руках ни увесистых отчетных книг, ни свитков с разработанными указами и предложениями. Зато обратил внимание на его весьма растерянный вид.
– Что случилось? – оторвавшись от книг, спросил я, поскольку Алексей явно не знал, как начать разговор.
– Там к вам посетительница, – промолвил юноша, указывая на дверь за собой.
– В такой час? – удивился я. – Неужели ее дело не может подождать до утра?
Алексей не успел ответить. Дверь распахнулась, и на пороге появилась девушка в мужском камзоле и высоких сапогах, покрытых дорожной грязью. Слабые всполохи настольной лампы осветили правильные черты лица и черные волосы, выбивавшиеся из-под капюшона.
Из-за сгустившегося в комнате мрака и потрясения, вызванного столь внезапным визитом, я не сразу сумел распознать свою гостью. Однако то, что упустили глаза, точно подметил слух, ибо этот голос я не забыл бы и через века.
– Нам надо поговорить, Георгий, – произнесла Феофано, мягко отбрасывая капюшон и поправляя волосы. – Быть может, у тебя найдется минута для старой знакомой.
В горле моем пересохло, лоб покрыла испарина, а грудь сдавило невидимыми тисками. Чувствуя, что теряю равновесие, я медленно опустился на стул, не сводя глаз со своей гостьи. Неправильность, нереалистичность происходящего сводила меня с ума, заставляла усомниться в здравости рассудка, воскрешала в памяти картины давно минувших лет. Когда я был одновременно и самым счастливым, и самым несчастным из смертных.
– Выйди, Алексей, – коротко приказал я, не спуская глаз с прекрасного видения, которое, как я уже начинал догадываться, видением вовсе не являлось.
Дверь закрылась, и мы остались наедине.
– Ты… – только и сумел произнести я. Однако этого оказалось достаточно. Столько великой радости, пронзительной печали, ноющей боли и страшного упрека было в одном этом слове, что Феофано невольно опустила глаза. Она не собиралась защищаться. По крайней мере теперь, она пришла не для этого.
– Я очень виновата перед тобой, Георгий, – произнесла она давно забытым голосом. Голосом, который я уже и не надеялся услышать. – Прости за боль, что причинила тебе…
– Простить? – резко поднялся я, чувствуя, как мир вокруг закрутился в бешеной пляске. – Я считал тебя мертвой. Все эти годы! И сейчас ты просишь о прощении?
Вопреки воле из глаз моих потекли слезы, и я замолчал, стараясь взять себя в руки.
– Ты не мог оставить свою семью, ты любил императора, ты служил своей стране, – воспользовавшись паузой, произнесла Феофано. – В твоей жизни не было места для меня.
– Но зачем? – прошептал я. – Господи, зачем ты так поступила? Чем оправдана такая жестокость?
– Я не хотела бы утомлять тебя этим рассказом, – ответила Феофано, приблизившись ко мне. Я вновь почувствовал аромат ее волос, мягкое прикосновение рук и теплое дыхание. Страсть вскружила мне голову, и я, позабыв обо всем, заключил девушку в крепкие объятия, а наши уста соединились в жарком поцелуе.