– Был рад знать вас обоих, – усмехнулся он.
Джонз открыл дверь в гостиную герцога, и петли заскрипели. Оливия стояла совсем рядом с ним и почувствовала, как он вздрогнул. Его нервозность передалась и ей: Оливия тоже затаила дыхание, крадясь по ковру следом за дворецким.
Не следовало ей вмешиваться в эту историю. Почему ее заботит, что прислуги не в состоянии защитить собственное достоинство? Если их не волнует безумие хозяина, так тому и быть, пускай потакают ему. А что касается того, чтобы снова войти в комнату герцога… Да Оливия могла бы сказать лакею, чтобы он принес сюда больше спиртного, чем человек в состоянии выпить. Допившись до бессознательного состояния, этот пьяница не причинил бы ей никакого вреда.
Но это ее ужасный недостаток – вечно она во все вмешивается, стремится управлять и приводить все в порядок.
Джонз тихо постучал в дверь спальни.
– Ваша светлость! – Его голос дрожал. Оливии хотелось похлопать дворецкого по руке, чтобы поддержать и придать ему решимости, но она не была уверена, что ее собственной решимости достаточно, чтобы делиться ею. Однако в конце концов она же дала клятву, что не вернется, пока не раздобудет доспехов, которые защитят ее. Так что хватит об этом.
Должно быть, Джонз услышал ответ, потому что он приоткрыл дверь.
– Мы можем войти?
Воздух наполнился тихим шипением. Вдоль стен с чиханием оживали газовые лампы. Поднимающийся вверх свет открыл их взорам очень высокого мужчину, стоявшего в дальнем углу комнаты. Свет позолотил мощную колонну его шеи, его острый подбородок…
У Оливии было такое чувство, будто ее ударили по голове. У него был взъерошенный вид (впрочем, при таком лакее, как Викерз, это неудивительно). Бороду было необходимо укоротить, а волосы просто молили о встрече с ножницами. Судя по всему, герцог явно недоедал: рубашка висела на его плечах свободно, а брюки держались на бедрах только благодаря подтяжкам. А если учесть его худобу, то все вместе должно было производить ужасающее впечатление.
Ничуть не бывало! Сухопарость подчеркивала безупречные черты лица: широкие острые скулы, нос с горбинкой, жесткий, квадратный подбородок, над которым выделялись пухлые длинные губы. Оливия ошеломленно смотрела на герцога. Марвик был под пристальным вниманием публики, как только стал заниматься политикой. Но что бы о нем ни говорили, его никто и никогда не называл красивым. Почему нет? Как так может быть? Широкие плечи отвлекали внимание от его худобы; Оливии он показался похожим на какого-то аскетичного воина, приехавшего с ледяного, населенного викингами Севера. Лишь губы портили общую картину: эти пухлые губы принадлежали человеку, любящему наслаждения.
Герцог шагнул им навстречу – стройный, высокий, светловолосый. Этого шага было достаточно, чтобы Джонз отступил назад и наткнулся на Оливию.
– Я звонил, – холодно произнес герцог, – целый час.
У него был мрачный, низкий голос – как пена на пинте портера. Неожиданно Оливия перестала что бы то ни было понимать. Герцог совершенно не походил на безумца и не вел себя как человек, который боится выходить из своих покоев. Вид у него был, скорее, угрожающий. Этот человек привык… руководить.
И комната, в которой он осуществлял руководство – Оливия заметила это только сейчас, – была полна бумаг. Кипы бумаг были разбросаны по ковру. Лежали тут и книги, но эти бумаги… Как же их много!
– Прошу прощения, ваша светлость, – запинаясь, пробормотал Джонз. – В кухне возникли кое-какие проблемы, требующие нашего внимания.
Оливии казалось, что она тонет. Она, конечно, обыщет кабинет. И библиотеку. Но все эти документы… здесь… в комнате, из которой он никогда не выходит. У бога весьма своеобразное чувство юмора.
Подняв глаза, Оливия увидела, что его внимание направлено на нее. У Марвика были блестящие, проницательные голубые глаза. От силы его взгляда что-то внутри нее затрепетало. Оливия разглядела в них ум. Нутро подсказало ей, что это надо принять за предупреждение.
– Это миссис Джонсон, ваша светлость, – торопливо заговорил Джонз. – Она… м-м-м… временно замещает миссис Райт, которая, если вы помните, две недели назад подала прошение об отставке. Боюсь, мы оказались в непростом положении… Я хочу сказать, мы не могли нанять кого-то без вашего дозволения. Но, если вы помните, вы дали мне полное право…
– Помню, – перебил его герцог. Его проницательный голубой взор все еще был устремлен на Оливию. Ей стало казаться, что он намеренно бросает ей вызов. Лев в своей стихии требует подчинения, но она не склонит перед ним голову. Оливия даже не моргнула. Будь она кошкой, она бы ощетинилась под этим провокационным взглядом.