Таким главврача я видела впервые…
Капрал рвал и метал.
Он разорался не на шутку, обвиняя меня во всех грехах, которые случились в больнице в последние месяцы, хотя никакого отношения я к ним не имела. Но главврач нашел крайнюю — меня. Его можно было понять, я бросила работу в разгар рабочего времени, не отвечала на звонки, сорвала встречу с потенциальным меценатом. Плюс к этому, добавлялось мое нежелание видеться с родителями маленьких пациентов. И Павла Николаевича было не остановить. Я молчала, сидела, не смея поднимать голову, изредка кивая ему, соглашаясь с его обвинениями. Он скоро выдохнется, устанет ругать, тогда уже можно смело решать вопрос.
Павел Николаевич опустился в кресло и выдохнул, пальцы постукивали по столешнице. Он смотрел в окно, но в голове искал решение.
‒ Вот что мне с тобой делать? Ты сорвала мне такое прекрасное соглашение. Мы, наконец-то, смогли бы купить новые аппараты УЗИ, сделать ремонт, выписать премию… А ты, негодница, все испортила.
Он выслушал от меня короткие объяснения, как только я заглянула в его кабинет, и уже больше часа мы не могли прийти к обоюдному решению, что устраивало бы нас обоих. Павел Николаевич все время срывался на крик, не находя нормального объяснения для Чернова по поводу моего внезапного ухода в отпуск, как и не хотел понимать того, почему я категорически отказывалась встретиться с ним снова. Мои жалкие попытки оправдания, что я не встречаюсь с родителями пациентов, он даже не принял во внимание.
‒ Ты знаешь, кто он такой? ‒ Павел Николаевич не терял надежду уговорить меня, используя устрашение положением и статусом Чернова.
‒ Знаю, поэтому отказываюсь с ним встретиться еще раз, ‒ только эти знания у каждого были свои.
Я знала прежнего Чернова, худощавого подростка, в доску своего парня для всех дворовых пацанов, который носил одну спортивную форму круглый год, и отменно целовался, заставляя забыть обо всём. Эти воспоминания вызвали румянец на моих щеках. Павел Николаевич знал его таким, каким он стал на данный момент, богатого и успешного, с деньгами и обширными связями.
‒ Он и тебя, и меня в порошок сотрет. Ты это понимаешь? Он и глазом не успеет моргнуть, как мы потеряем свои рабочие места, будет хорошо, если потом где-нибудь сможем устроиться. Поэтому я должен знать реальную причину твоего отказа, − мужчина смерил меня уставшим взглядом.
‒ Вы же знаете наше негласное правило, не лечить и не оперировать своих родных и близких. Считайте, что он мой дальний родственник. Когда-то мы знали друг друга очень хорошо. И это правда. Мы ходили в одну школу и жили в соседних домах. Это только одна причина из всех имеющихся. Остальные я не могу вам рассказать, простите, ‒ я решила слегка приоткрыть завесу тайны, также воспользоваться суеверием главврача. Павел Николаевич верил им, как и многие другие врачи. ‒ Если не дадите отпуск, то увольняйте. Мне уже все равно.
Я готова была рискнуть работой. С моим послужным списком я могла устроиться в любую больницу, конечно, было бы жаль все бросить и уехать из этого города, который успела полюбить Один раз сделала уже такой шаг, повторять его снова не было никакого желания, если не вынудят обстоятельства. И был еще один фактор, не менее важный лично для меня, который связывал мое сердце с этим городом невидимыми нитями, и разорвать их я не решилась бы ни за какие блага в мире.
‒ А кто вместо тебя работать будет? Где еще я найду такого хирурга, как ты? Я до сих пор не могу поверить тому, что ты переехала к нам из самой столицы и решила остаться в нашей больнице. Думал, неспроста это, от прекрасного будущего в Москве не отказываются, есть какой-то подвох. Так и оказалось. Я до сих пор не могу понять твой переезд к нам, хотя столько лет уже прошло.
‒ Павел Николаевич, большего вы от меня не добьетесь, как ни старайтесь. За все время работы здесь, вы для меня стали вторым отцом, но я все равно не могу вам рассказать всей правды. Чернов — человек из моего прошлого, с которым я не хочу иметь ничего общего в настоящем, тем более, в будущем, даже консультировать. Могу обещать вам только одно, если у вас начнутся большие проблемы из-за моего отказа ему, то я готова осмотреть девочку, но только при вашем присутствии и, если обещаете, что никакого контакта с ним не будет. Мое заключение передавать ему будете сами, устно или письменно, решите сами.
‒ Я одного не понять не могу, как он тебя не узнал?
‒ Внешность у меня в молодости, мягко говоря, была непрезентабельной. В то время я была трудным подростком, считала себя готом, носила все черное, красилась тоже соответствующе. Да и фамилия у меня теперь другая, как и отчество, папа удочерил меня после гибели матери. Я теперь такая, какая здесь, перед вами, а той девчонки давно уже нет…