«Ты – дитя любви», – утверждала мама, и у меня не было причин не верить ей. Она часто повторяла: «Я сделала это ради тебя… Ради тебя, мой дорогой». Я не понимал смысла этих слов, но согласно кивал, чем очень ее радовал.
Тарун Кумар отрекся от дочери. Она собрала немного одежды, взяла свои браслеты, сложила все в дорожную сумку и без предупреждения явилась к любимому. Фульвати прямо на пороге рассказала Гордону о своих злоключениях, он ответил: «Вот как?» – и пригласил ее войти, но мама сняла номер в отеле поблизости от дома моего отца и жила там до свадебной церемонии. Два месяца спустя их за десять минут поженили в посольстве Великобритании, в присутствии свидетелей – четырех коллег-англичан. Мои родители совсем не расстроились.
Медовый месяц они провели в городе Кочине, который называют «воротами в штат Керала». Это место, по словам мамы, полностью отвечало их представлениям о рае на земле. Там молодожены приняли решение, казавшееся им совершенно очевидным. Они могли бы отправиться в Европу. Два высококлассных специалиста, служащие американской IT-компании, без труда нашли бы работу в любой стране. Однако уехать означало сдаться, признать, что Индия не способна измениться, что традиция непреложна, а они совершили трагическую ошибку. Мои родители остались.
Отец надеялся, что сумеет изменить решение человека, который должен был бы стать его тестем. Он собирался воззвать к его разуму и переубедить, апеллируя к реалиям современного мира. Мама считала его затею бессмысленной: она оказалась в ситуации, которую любой индус понимал без слов, но объяснить это представителю западного мира – даже избраннику сердца – не могла. Надеяться переспорить судьбу все равно что пытаться победить всеобщую нищету или пересечь вплавь Мировой океан. Гордон упорствовал, уверенный в своем даре убеждения, и Фульвати сдалась – позволила написать отцу два длинных письма. Они вернулись нераспечатанными.
У мамы был любимый дядя, младший брат ее отца, и она решила попытать счастья с ним. Он не ответил. Кузины и тетки не читали ее писем, не отвечали на телефонные звонки. Фульвати перестала существовать для родственников. Словно бы никогда и не жила на этом свете.
Мы занимали большую служебную квартиру в центре Нью-Дели с видом на купол Парламента, который из-за смога зимой и летом казался призрачным сооружением. На другой стороне проспекта находилось консульство Индонезии, где в парке росли плюмерии, разноцветные бугенвиллеи и огромный баньян – так европейцы окрестили бенгальский фикус. Его называли красивейшим памятником города, он был сам себе лес, тысячи воздушных корней оборачивались вокруг самых высоких веток и возвращались на землю, как серые змеи, чтобы вынырнуть на поверхность чуть дальше и процветать до бесконечности.
Дома родители проводили не слишком много времени. Оба по двенадцать часов просиживали на работе за компьютером, что, возможно, и отвратило меня от этого «прибора». Директор по закупкам порекомендовал им надежную кормилицу, и они наняли Дханью. Она родилась на севере страны, в деревне близ Маникарана[8], где царили средневековые обычаи. Дханья отсылала большую часть жалованья своей семье, а то, что оставалось, тратила на одежду. Даже у моей матери не было таких красивых сари, а ведь мой отец называл плату за ее работу «деньгами на карманные расходы». Говорить на хинди меня научила именно няня.
Пять лет, по утрам, рикша Рамеш сажал нас у дома в свою желтую коляску и вез в британскую школу, расположенную в элитном районе Чанакьяпури, и каждый вечер в целости и сохранности доставлял домой. Двигался он с невероятной скоростью, лавируя между машинами, и болтал не закрывая рта. Рамеш называл всех политиков продажными, обвинял их в том, что дела в государстве идут так плохо. Приехал он из Химачал-Прадеша, родной провинции Дханьи, пытался ухаживать за няней, но успеха не имел. Она делала вид, что не слушает его рассуждений, а я сидел рядом и впитывал каждое слово. За год до того, как Дханья появилась у нас в доме, ее супруг погиб в железнодорожной катастрофе, и она решила больше не выходить замуж. Раз в месяц Рамеш возил нас в Чандни-Чоук[9], на огромный базар в старом городе, мы до вечера бродили по рядам и доходили до мусульманского квартала. Дханья выбирала новое сари. Это была ее маленькая причуда. Никто не мог обмануть мою няню – она все знала о качестве и происхождении тканей и могла час торговаться, чтобы сбить цену. В конце концов торговец уступал, и мы ехали домой, гордясь своей победой.
8
9