***
Не дожидаясь, пока боль ослабит объятия, я отравила темному письмо. Пребывая в твердой уверенности в правильности своего решения, я вышла к внешним воротам, которые матушка до возвращения короля велела держать открытыми. (Она и вестовой колокол приказала установить на главную башню, и часового распорядилась поставить). Пересекла мост, который длинной дугой связывал каменный дворец с широким горным хребтом, и вышла на темный отполированный копытами камень, который уводил на пустынное плато. Отсчитала ровно десять шагов и сошла на неприметную горную дорожку, пролегающую вдоль крутого берега реки.
Безучастным взглядом я наблюдала за серебристыми лентами вечернего тумана окутывающими скалы, пока за спиной не раздался знакомый голос. Как и ожидалось, Шампус не стал тратить время на приветствия и сразу перешел к делу.
«Чем именно я могу тебе помочь?»
Даже не задумываясь над тем, во что может вылиться моя дерзость, побуждаемая стремлением скорее покончить со всем этим безумством, я сделала шаг навстречу и коснулась его губ своими губами. На поверхности сознания мелькнула мысль, что невозможно разделить дыхание с темным, не задев при этом его смертоносную силу. И я позволила его энергии окутать мое тело и беспрепятственно проникнуть в кровь.
Его сила спокойно струилась по моим венам, сжигая страх, выдавливая боль, во власти которых я пребывала так долго. Сердце… Ему стало тесно в груди, оно сбилось с ритма, впервые не из-за прострелившей мой разум боли, а из-за неуемного жара, расцветающего во мне песней свободы. И я растворилась в этом счастье и чувстве какого-то необъяснимого душевного трепета, заливающего мои щеки краской смущения.
Я первой разорвала поцелуй. Отступив на шаг, я обратила свой взор в сторону королевских покоев. Матушка стояла у окна, и мы были перед ней как на ладони.
«Окна королевских покоев выходят на этот берег», – пояснила я.
Шампус понимающе ухмыльнулся:
«Меня не интересуют мотивы, которые сподвигли тебя на этот поцелуй».
Он всегда был слишком проницательным, и не мог не придать значения выбранному мной месту встречи. Интересно, поцелуй он тоже предусмотрел? Боясь взглянуть в глаза БегГару и найти там ответ на незаданный вопрос, я опустила взгляд на темную воду, волнами набегающую на крутые скальные берега.
«Не так давно, ты преподал урок придворной знати, поставив мою жизнь под угрозу. Сегодня я вернула долг. Мы в расчете, однако… Смею надеяться, по возвращении во дворец, ты примешь весь удар на себя и избавишь меня от необходимости общения с матушкой».
Шампус принял мои условия…
***
Это была ужасно долгая ночь, которую я провела в своих мыслях, измучивших мое сердце волнительными и опасными воспоминаниями о нашем поцелуе.
***
Ранним утром, как и полагается, я нанесла визит матушке. Она неподвижно сидела в кресле, вперив взгляд в светлеющее небо. Одно из зеркал было разбито, окровавленный осколок ее любимой вазы лежал совсем рядом с ее босыми ногами. Пересилив себя, я прошла вглубь комнаты, опустилась на колени и тихо прошептала:
«Матушка» …
В тот же миг ее рука обрушилась на мою щеку. В осколке разбитого зеркала я заметила, как щека вновь расцветает алым цветом, только на сей раз не от поцелуя.
«Почему он? Почему БегГар Шампус?» – спросила она.
«Да потому что только его ты боишься! И ненавидишь всей душой», – жестокие мысли я оставила при себе, позволив губам прошептать лишь нежное:
«Прости» …
Сестра вновь выловила меня в коридоре и, без малейшего намека на радость, с иронией, совершенно не свойственной ее натуре, поздравила с тем, что я стала центром всеобщего внимания. На этом ее поздравление оборвалось, и она с нескрываемой тревогой поинтересовалась, думала ли я, какие страдания принесет матушке та вольность, которую я позволила себе на берегу реки?