– Возможно, я отдам тебе мага… если ты прояснишь мне… – БегГар подул на страницу, ожидая пока высохнут чернила, закрыл книгу и испытующе посмотрел на меня.
«Грани черной магии» – прочла я на кожаном корешке, инкрустированном медью.
– Как ты разрушила во мне то, что было нерушимо долгие сотни лет. Как слабая телом и духом магичка смогла пробудить во мне… интерес?
Я открыла рот и тут же его закрыла. Полагаю ответ «я не знаю» короля не устроит. Выглядела я растерянно, Шампус пугал меня, а его темное энергетическое поле оплавляло разум и путало мысли. Я отчаянно сопротивлялась, не желая позволять его черной магии касаться себя.
– Я могла бы сказать «потому, что моя душа наполнена верой»… Но это не так. В ней давно поселился страх и ожидание чего-то ужасного, с чем я не смогу справится. К сожалению, большего я сказать не могу. Моя душа не ларец, который может открыть каждый, кто воспылал к ней интересом.
– Достойный ответ.
– Значит ли это, что Сайрос свободен и может отбыть вместе со мной?
– У меня нет причин отказывать тебе в просьбе.
И на этот раз я не стала рассыпаться в благодарностях. Я посмотрела прямо в стальные глаза Шампусу и, не выпуская из головы уродливые татуировки на теле дознавателя, осторожно спросила:
– Свободен из-под стражи и свободен от вашего влияния?
Король смотрел на меня проницательно и строго, и чуть сдерживая улыбку, указал на дверь.
– Иди.
– Благодарю вас, – лицо засияло счастьем и, забыв про усталость, я побежала собирать свои пожитки. Мои сборы, прощание, отъезд – все должно выглядеть правдоподобно. К тому же оставался еще один важный вопрос – любимец Ликерии. Конь с глазами, выжженными магией, жеребец с фатальным недостатком лучшей породы современного мира – в холке Бурый превышал своих сородичей на целую ладонь. Кажется глупостью, но будучи на гребне эмоциональной волны, я решила «забрать с собой» и этого дефектного монстра с убийственно сложным характером.
Когда дверь закрылась, Шампус сложил пальцы замком, испытывая легкое сожаление. Единственными кто оставался для него недосягаемыми, были монахини – служение всевидящим давало им, своего рода, иммунитет. Монахини не могли стать донором жизненной энергии для короля. Их защищал закон.
– Жаль я не смогу увидеть этого птенца оперившимся.
***
– Не мерь все законами и не приставай к одиноким девушкам на набережной… – пошутила я, прощаясь с Сайросом.
Ориану вручила одежду и трость со словами:
– Одевайся, мы уезжаем.
– Значит ли это…
Я кивнула. На большее меня уже не хватило.
– Оставь нас, – попросил Ориан молодого лекаря.
Из окна было видно, что слуги оседлали пока только двух жеребцов. «С Бурым, как всегда, возникла проблема. Слишком долго стоял в стойле. Чужая рука, чужие запахи сделали его неуправляемым», – думала я, краем уха слушая, как пыхтит Ориан, натягивая штаны. Обернулась, лишь, когда трость коснулась пола.
– Хорошо, поторопимся, – сказала я, делая шаг к двери. Как вдруг мои губы обожгло поцелуем. Чувствуя его страсть, я понимала что добилась своего. Я разбудила его чувства. Вот только лед, который сковал мое сердце, уже невозможно было пробить.
Я испепелила свою надежду, отказавшись от единственного шанса на спасение.
Я занесла пешку над фигурой короля со словами «шах»…
Я обрекла себя на верную смерть.
И наконец, я жертвовала собой, ради счастья Сайроса и Ликерии. И я отчаянно надеялась, что за свою любовь эти двое будут бороться до конца.
Что теперь значит этот поцелуй в котле безумия и безысходности?
– Уже не греет… – сказала я, разрывая поцелуй.
– Я не встречал таких девушек как ты, Айла. Такая красивая и такая опасная, а твои способности потрясают воображение. Я следил за твоей игрой, и она восхитила меня.
– Восхищен, говоришь?! – я облизала губы. – Тогда останься. Вызволи меня из этого ада, и я подарю тебе сотню, тысячу поцелуев.