Выбрать главу

Велокеисты моментально легли спать. Не спали лишь двое или трое из них, да ещё рупорный, который то и дело поглядывал на часы. А я сидел на траве и любовался проходящими мимо трамваями. На них чехарда с мостом никак не отразилась. Было немного странно. Я чувствовал себя необыкновенно бодрым, и все равно мне порой казалось, что я крепко сплю. Вдруг рупорный объявил:

— Две минуты прошли.

И мы стали будить спящих. Кое-кого так и не добудились. Оставили досыпать.

Когда мы доехали до набережной, нашим взорам открылась такая панорама: обычный город, обычный лес, обычная река Кама, и только мост странным образом скручен посередине. У берегов же мост нисколько не изменился. При этом середина скручивалась то сильнее, то слабее, а другие части моста не были скручены, но меняли свою ширину, которая казалась меньше нормальной всё время.

Я решил: поеду, докуда смогу доехать. Велокеисты остались на берегу — вырабатывать стратегию поиска.

Мост, вместо того чтобы чинить мне препятствия, послушно расширялся и раскручивался перед моим велосипедом. Фактически я ехал по широкому шоссе, покрытому сухим ровным асфальтом. Полоска такого шоссе бежала впереди меня на пятнадцать метров, а сзади до самого берега не оставалось и следов скрутки.

Я доехал до улицы Борцов Революции и вспомнил, что позабыл взять портфель с дискетами. С противоположной стороны стояла вереница машин, и в том числе два сорок первых автобуса. Они пока не начинали движения, но было ясно, что скоро начнут. На том же велосипеде я поехал обратно по мосту. Мост был пуст и широк. Он как будто специально ждал меня, чтобы я проехал. Я переехал мост. Мост не изменился. А велокеисты решили:

— Похоже, мы здесь более не нужны.

Мы весело покатились на велосипедах с горы. Когда я пересёк трамвайную линию, вдруг почувствовал, что мой велосипед неподвижен, одни колёса вращаются. И, вращаясь, они царапают шинами пол. Пол был деревянный, красный, из досок. Меня скинуло с велосипеда жёлто-голубое облачко, налетевшее слева.

3. Замок Лентяев

Когда я пришёл в себя, то внимательно огляделся. Прежде всего, я оказался в своих брюках и в той самой майке с двумя надписями. Я находился в зале без окон, но с большой золотой колонной посередине и высокими — до потолка — зеркалами на каждой стороне колонны.

Зал освещался 60-ваттными электрическими лампочками. Их было очень много.

Возле колонны стояли, прислонившись к ней спинками, удобные кресла. В каждом из них спало по лентяю. Я увидел среди них нескольких не проснувшихся велокеистов. Шестеро из них были коренными, остальные — окуренные пришельцы. «Этим уже не выбраться, — мелькнула непонятная мысль, — Ведь что-то нужно вспомнить. Они не смогут». Взгляд пробежал по залу. Нет, не то. Ещё несколько кресел стояли в беспорядке по всему залу. Большинство из них были пустыми.

Сам я стоял около голубой скамейки. Велосипеда нигде не было, он куда-то исчез, растворился. Но всё сунутое в его карманы вернулось в карман брюк.

У зала не было также дверей, но от него в стороны вели четыре коридора — три тёмных и один светлый. Я пошёл по светлому. Он был коротким и выводил на лестничную площадку с окном. Окно выходило на Камскую Долину. Не зная, куда идти, вверх или вниз, я вернулся в зал.

На голубой скамейке сидел новенький велосипедист. Шестеро лентяев держали один зеленоватый баллончик и окуривали им велосипедиста. Рядом лежал велосипед. Его цвет пульсировал от оранжевого до малинового и обратно. Потом цвет резко поблек, и бесцветный велосипед исчез. Велосипедиста лентяи перетащили в ближайшее свободное кресло, и сами расселись по соседним креслам — спать.

Я вспомнил, что мне надо найти Наташу. Посмотрев вокруг, я увидел, что у окна, которого нет, стоит девочка с чёрными волосами, торчащими во все стороны, и поливает цветы, которых тоже нет. Надеясь, что это Наташа, я подошёл к ней и спросил, как ее зовут.

— Алиса, — ответила она.

— А как мне найти Наташу?

— Я Наташа. По совместительству.

— А которое настоящее имя?

— Не знаю. В детстве меня звали Чарли.

— Но это мужское имя.

— Я вижу, ты совсем не знаком с жизнью Замка. Здесь всё на хаве держится. Двух хавинок достаточно, чтобы изменить пол. Это потому что полов два. А вот биологический вид легко изменяется тремя хавинками. И тот Барсук, что тебя забросил сюда, вовсе и не барсук, и Ёж не ёж.

Она говорила не слишком понятно, но все это я почему-то знал. Не помнил, но знал. Знал, что девушка — обе девушки — не те, что нужны мне. И они мне сейчас ничем не помогут. Но все равно из вежливости спросил: