– Восемьдесят одна фамилия, – сказал он. – Восемьдесят одна кассета. Боже мой, если обладатели этих фамилий имеют хоть какое-то отношение к видеокассетам, то здесь должно быть достаточно компрометирующего материала, чтобы полетели правительства нескольких земель, а может быть, и боннское федеральное.
– Странно, – заметил Шиллер. – Здесь только шестьдесят одна кассета.
Они вдвоем пересчитали еще раз. Шестьдесят одна.
– Вы говорили, здесь нашли отпечатки пальцев трех человек?
– Да, господин директор.
– Если двое из них – Хаймендорф и Хоппе, то третьим мог быть убийца. И у меня есть нехорошее предчувствие, что он захватил с собой двадцать кассет. Итак, со всем этим я иду к президенту. Это не простое убийство, это хуже, гораздо хуже.
Доктор Геррманн заканчивал ленч со своим подчиненным Аустом.
– Дорогой мой Ауст, пока мы не знаем ничего. Просто у нас есть основания для беспокойства. Возможно, полиция скоро арестует какого-нибудь гангстера и предъявит ему обвинение, а Моренц появится вовремя, после греховного уик-энда с другой подружкой не в «Черном лесу», а где-нибудь еще. Впрочем, должен сказать, что у меня нет ни малейших сомнений: его нужно немедленно уволить с урезанной пенсией. Но пока я хотел бы, чтобы вы постарались его найти. Нужно использовать агента-женщину, чтобы она установила контакт с женой Моренца на тот случай, если он позвонит. Воспользуйтесь любым предлогом. Я попытаюсь разузнать, в каком состоянии находится полицейское расследование. Вы знаете, где я остановился. Если у вас появятся новые сведения, сообщите мне.
Устроившись на откидном борту «рейнджровера», Сэм Маккриди грелся на солнце на высоком берегу Зале и неторопливо пил кофе из фляжки. Джонсон положил телефонную трубку. Он только что разговаривал с Челтнемом, гигантской государственной станцией подслушивания, расположенной на западе Англии.
– Ничего, – сказал он. – Все нормально. Никакой повышенной активности ни на одной из частот, какими пользуются русские, Штази или Народная полиция. Обычные переговоры.
Маккриди посмотрел на часы. Без десяти четыре. Сейчас Бруно должен подъезжать к той площадке, что к западу от Веймара. Он сказал Бруно, чтобы тот был на площадке за пять минут до назначенного времени и ждал «Смоленска» не больше двадцати пяти минут. Если к тому времени «Смоленск» не появится, то будет считаться, что передача сорвалась. В присутствии Джонсона Маккриди держался спокойно, но на самом деле он терпеть не мог ожидания. Нет ничего хуже, чем ждать, когда агент вернется из-за «железного занавеса». В такие часы разыгрывается воображение, ты невольно начинаешь вспоминать о тысячах неприятных сюрпризов, которые могли поджидать твоего агента, но, скорее всего, обошли его стороной. Маккриди в сотый раз проверил график движения Моренца. Пять минут на площадке – вполне достаточно, чтобы взять пакет у русского; десять минут на то, чтобы русский успел отъехать на безопасное расстояние. В четыре пятнадцать Моренц уезжает. Пять минут на то, чтобы спрятать пакет в нишу под аккумулятором, час сорок пять – на дорогу. Он должен появиться в пределах видимости около шести… Еще чашку кофе.
Арним фон Штарнберг, полицайпрезидент Кёльна, мрачно выслушал доклад молодого комиссара. Рядом с комиссаром сидели Хартвиг из отдела по расследованию убийств и Хорст Френкель, начальник всего управления по расследованию уголовных преступлений. Выслушав доклад, полицайпрезидент согласился: они были правы. Это преступление не просто хуже убийства, оно затрагивает интересы всей страны. Для себя президент уже решил, что он обязан сообщить своему руководству. Молодой комиссар закончил доклад.
– Вы должны хранить все в строжайшей тайне, герр Шиллер, – сказал фон Штарнберг. – Вы и ваш коллега Вихерт. От этого зависит вся ваша карьера, понимаете? – Он повернулся к Хартвигу. – То же самое относится к двум экспертам, которые снимали отпечатки в комнате с телекамерой.
Фон Штарнберг отпустил Шиллера и обратился к руководителям:
– Как далеко вы продвинулись в расследовании?
Френкель кивнул Хартвигу, и тот положил на стол большие, четкие фотографии.
– Итак, герр президент, у нас есть пули, которыми были убиты девушка по вызову и ее приятель. Нужно найти оружие, из которого были выпущены эти пули. – Он похлопал рукой по фотографиям. – Всего лишь две пули, по одной в каждом трупе. Во-вторых, мы располагаем отпечатками пальцев. В комнате с телекамерой обнаружены отпечатки пальцев трех человек: девушки по вызову, ее сутенера и третьего лица. Мы полагаем, что этим третьим лицом должен быть убийца. Мы также думаем, что именно убийца украл двадцать кассет.
Никто из них не мог знать, что на самом деле пропала двадцать одна кассета. Двадцать первую, ту, на которой был снят Моренц, еще в пятницу вечером выбросил в Рейн сам Бруно, а в записную книжку Ренаты его фамилия не попала, потому что он никогда не считался подходящим объектом для шантажа, его Рената держала просто для смеха.
– Где уцелевшие кассеты? – спросил фон Штарнберг.
– Все в моем личном сейфе, – ответил Френкель.
– Принесите их сюда, пожалуйста. Никто не должен их видеть.
Оставшись один, полицайпрезидент фон Штарнберг взялся за телефонную трубку. В тот день чиновники передавали ответственность вверх по служебной лестнице быстрее, чем обезьяна вскарабкивается на дерево. Из Кёльна дело было передано в Дюссельдорф, в управление по расследованию уголовных преступлений земли, откуда его моментально отпасовали в Висбаден, где находилась соответствующая федеральная служба. Шестьдесят одна кассета со списком путешествовала из города в город на лимузинах под усиленной охраной. В Висбадене кассеты задержались, но лишь настолько, сколько потребовалось высокопоставленным чиновникам, чтобы придумать, как сообщить федеральному министру юстиции в Бонн, – он занимал следующую ступеньку иерархической лестницы. К этому времени были выяснены личности всех сексуальных богатырей. Примерно половину из них составляли просто богатые люди, но остальные были не только состоятельны, но и занимали высокое положение в обществе. Хуже того, в списке Ренаты Хаймендорф оказались шесть сенаторов или членов парламента от правящей партии, еще двое от оппозиции, два высокопоставленных чиновника и армейский генерал. И это только немцы, а помимо граждан Германии там были два дипломата из боннских посольств (один из них представлял союзника ФРГ по НАТО), два иностранных политика, посещавшие Германию с официальными визитами, и сотрудник Белого дома, близкий к Рональду Рейгану.
Еще мрачней выглядел список тех двадцати, видеозаписи развлечений которых бесследно исчезли. Тут были: один из руководителей правящей западногерманской партии, член апелляционного суда, еще один генерал (на этот раз из ВВС), пивной фабрикант, уже замеченный Хартвигом, и подающий надежды младший министр. И все это не считая кое-кого из самодовольной верхушки торговцев и промышленников.
– Шаловливых бизнесменов можно в расчет не принимать, – сказал старший детектив в висбаденском федеральном управлении по расследованию уголовных дел. – Если они погубят свою репутацию, им будет некого винить, кроме самих себя. Но эта стерва специализировалась на тех, чьи имена общеизвестны.
Ближе к вечеру о случившемся была поставлена в известность служба внутренней безопасности (контрразведки) – этого требовали инструкции. Им сообщили не фамилии, а просто историю и состояние расследования. По иронии судьбы штаб-квартира западногерманской контрразведки размещалась в Кёльне – там, где все и началось. Межведомственный меморандум о происшествии оказался на столе старшего сотрудника контрразведки Иоханна Принца.
Бруно Моренц медленно ехал на запад по седьмой автомагистрали. Он находился в шести километрах к западу от Веймара и в полутора километрах от Нохры, где за высокой белой стеной располагались советские казармы. Моренц подъехал к повороту и, как и говорил Маккриди, оказался у площадки для остановки автотранспорта. Моренц проверил время: без восьми четыре. Дорога была пуста. Он сбавил скорость и заехал на площадку.