– Наверно. В нашем мире все знают друг друга. Особенно своих врагов. Но я все же изредка заглядываю в их бар.
– Зачем?
– Интересно. Потянуть тигра за хвост.
«Ты действительно сошел с ума», – подумал Раус.
– Я полагаю, что вам стоит туда зайти, – поздно вечером сказал Маккриди. – Вы можете что-то узнать, что-то увидеть. Или кто-то увидит вас и заинтересуется, что вы там делаете. Если спросят, то расскажите сказку про сбор материала для романа. Вам не поверят и решат, что вы действительно хотите купить оружие, чтобы потом пустить его в ход в Америке. Пойдут разговоры, а нам только это и нужно. Просто выпейте пару кружек пива и спокойно посидите. Потом отделайтесь от этого сумасшедшего немца.
Маккриди знал, о каком баре говорит Раус, но решил не открывать карты. Бар назывался «Маузехёле» («Мышиная нора»). Ходили упорные слухи, что около года назад в комнате над этим баром разоблачили и убили немецкого агента, работавшего на Великобританию. Во всяком случае, тот агент бесследно исчез. Германской полиции этих слухов показалось недостаточно, чтобы нагрянуть в бар с обыском, а немецкая контрразведка решила оставить палестинцев и ирландцев в покое. Если разгромить эту нору, то они устроят свою штаб-квартиру в другом месте, тем все и кончится. Но слухи не прекращались.
На следующий вечер Ули Кляйст отпустил такси на Репербане и повел Рауса по Давидштрассе. Потом через чугунные ворота они вышли на Хербертштрассе, где днем и ночью у окон сидели проститутки, миновали ворота пивоварни и спустились к набережной Эльбы, воды которой сверкали в лунном свете. Здесь Кляйст повернул на Бернхард-Нохт-штрассе и метров через двести остановился возле украшенной шляпками гвоздей толстой деревянной двери.
Сбоку от двери Кляйст нашел потайной колокольчик и позвонил. Раскрылось небольшое окошечко, кто-то посмотрел через решетку, осмотрел Кляйста, шепотом с кем-то посовещался, и наконец дверь отворилась. Швейцар и стоявший рядом с ним мужчина в смокинге были арабами.
– Добрый вечер, господин Абдаллах, – бодрым тоном сказал Кляйст по-немецки. – Я умираю от жажды, ужасно хотелось бы чего-нибудь выпить.
Абдаллах бросил взгляд на Рауса.
– О, это надежный человек, наш друг, – объяснил Кляйст.
Араб в смокинге кивнул швейцару, и тот, пропуская гостей, распахнул дверь шире. Рядом с огромным бритоголовым швейцаром даже далеко не маленький Кляйст, казалось, стал меньше ростом. Несколько лет назад, в ливанских лагерях Организации Освобождения Палестины швейцар был исполнителем приговоров. В какой-то мере он и здесь остался палачом.
Абдаллах проводил их к столику, жестом подозвал официанта и на арабском языке приказал обслужить гостей. Две стоявших у бара грудастых немецких девушки тоже сели за их столик. Кляйст ухмыльнулся.
– Я же говорил, никаких проблем.
Время от времени Кляйст танцевал с одной из девушек. Раус вертел в руках бокал и осматривался. «Мышиная нора» располагалась на грязной, темной улице, но интерьер бара был великолепен, здесь играл неплохой оркестр, а напитки не разбавляли. Даже девушки не казались вульгарными и были хорошо одеты.
Среди посетителей были и заезжие арабы, и немцы. Все имели вид преуспевающих дельцов и на первый взгляд пришли сюда только для того, чтобы хорошо провести время и развлечься. Раус тоже был в костюме, один Кляйст пришел в своей обычной коричневой куртке летчика-бомбардировщика и в рубашке с открытым воротом. Будь он не Кляйстом, господин Абдаллах мог бы не пустить его в бар только из-за одежды.
Если не считать устрашающего на вид швейцара, то вся обстановка в баре говорила о том, что здесь собрались бизнесмены, готовые расстаться с частью своих денег в надежде – почти наверняка иллюзорной – увести одну из девушек домой. Почти все пили шампанское, а Кляйст заказал пиво.
В стену над баром было вделано большое зеркало, видное с любого столика. За ним располагался кабинет администратора бара, из которого через поляризованное зеркало можно было следить за каждым посетителем. Двое мужчин стоя смотрели в зал.
– Твой человек, он кто? – по-белфастски жестко картавя, спросил один из них.
– Немец, Кляйст. Время от времени заглядывает к нам. Когда-то был в GSG-9. Теперь не имеет к ним отношения, его давно вышвырнули. Отсидел два года за убийство.
– Не он, – сказал первый, – другой, тот, что с ним. Британец.
– Понятия не имею, Симас. Просто посетитель.
– Узнай, – приказал первый. – Кажется, я его где-то видел.
Они зашли вслед за Раусом в мужской туалет, когда британец мыл руки. Один из них, здоровенный детина, встал у писсуара. Второй ирландец, более хрупкий на вид, с приятными чертами лица, остался у двери. Он достал из кармана деревянный клинышек, бросил его на пол и ногой загнал под дверь. Теперь им никто не помешает.
Раус сделал вид, будто ничего не заметил, но, искоса посматривая в зеркало, видел каждое движение ирландцев. Когда здоровяк двинулся к нему, Раус был готов. Он повернулся, уклонился от первого сокрушительного удара нацеленного ему в голову огромного кулака и носком ботинка ударил здоровяка в очень чувствительное сухожилие под левой коленной чашечкой.
Не ожидавший отпора здоровяк взвыл от боли, его левая нога подогнулась, и он невольно сложился вдвое, опустив голову к животу. Согнутая в колене нога Рауса безошибочно нашла челюсть здоровяка. Послышался хруст выбитых зубов, изо рта ирландца потекла струйка крови. Боль в разбитом колене становилась невыносимой. Третий удар, нанесенный костяшками четырех пальцев в горло здоровяка, решил исход драки. Раус повернулся ко второму ирландцу.
– Полегче, приятель, – сказал тот, кого звали Симас. – Он хотел только потолковать.
Симас широко улыбнулся той улыбкой славного парня, которая, должно быть, завораживала девушек. Впрочем, его взгляд оставался холодным и внимательным.
– Что все это значит? – возмущенно по-французски спросил Раус. В баре он выдавал себя за приезжего швейцарца.
– Бросьте, мистер Раус, – ответил Симас. – Во-первых, у вас на лице написано, что вы британец. Во-вторых, ваша фотография была напечатана на обложке вашей книги, которую я прочел с большим интересом. В-третьих, много лет назад вы были в Белфасте в войсках специального назначения. Теперь я вспомнил, где вас видел.
– Ну и что? – не сдавался Раус. – Я уже давно не играю в эти игры, очень давно. Я зарабатываю свой хлеб книгами. Вот и все.
Симас О'Киф задумался.
– Может быть, и так, – согласился он. – Если бы британцы решили послать своего человека в мой бар, едва ли они выбрали бы того, чья фотография запечатлена на тысячах книг. Или я неправ?
– Может, правы, может, нет, – ответил Раус. – Только я в любом случае не стал бы этим человеком. Потому что я на них уже давно не работаю. Наши пути разошлись.
– Признаться, я тоже об этом слышал. Ну что ж, спецназовец, тогда давайте выпьем. Как следует. Вспомним минувшие дни.
Он выбил клинышек и распахнул дверь туалета. Лежавший на кафельном полу здоровяк зашевелился и с трудом поднялся на четвереньки. Раус вышел в коридор, а О'Киф задержался, чтобы шепнуть несколько слов здоровяку.
В баре Ули Кляйст сидел все за тем же столиком. Рядом с ним стояли огромный швейцар и распорядитель бара, а девушки исчезли. Увидев Рауса, Кляйст вопрошающе поднял брови. Если бы Раус сказал, он стал бы драться даже в абсолютно безнадежной ситуации. Но Раус покачал головой.
– Все в порядке, Ули, – сказал он. – Успокойся. Иди домой. Увидимся.
О'Киф пригласил Рауса к себе. Они пили разбавленный водой виски «Джеймсон».
– Расскажите мне, какие такие материалы вы собираете, спецназовец, – тихо сказал О'Киф.
Раус знал, что из коридора, стоит только О'Кифу крикнуть, появятся еще два ирландца. Драться было бесполезно. Раус объяснил О'Кифу замысел нового романа.
– Значит, это не о ребятах из Белфаста? – уточнил О'Киф.
– Нельзя дважды использовать один и тот же сюжет, – ответил Раус. – Издатели на это не пойдут. Это будет роман об Америке.