— Железо, мой невежественный друг, это редкий и ценный металл. Не такой уже редкий, впрочем, раз тут есть целая шахта…
— И зачем он Джуэру? — спросил Шен Шен. — Есть множество иных, менее затратных способов заработать.
— Мечи из железа прочнее и смертоноснее бронзовых, — пояснил Цзюрен.
Шен Шен нахмурился.
— И Джуэр, стало быть…
Договорить он не успел: в комнату вбежала юная ведьма и замерла у двери, уперев руки в бока и дыша тяжело и гневно. Заговорила, путая языки:
— Вы вломились в мой дом! Вы разрушили все! Осквернили Богиню!
— Мы спасли твою жизнь, — продолжил Шен Шен. — Это, последнее, особенно непростительно.
— Вы!..
— Мы приносим извинения, госпожа Кала-ана, — примирительно сказал Цзюрен. — Мы сделали все это, но у нас не было выбора. Земли Акаш были нашей последней надеждой, поэтому мы пришли сюда. И я не видел иного способа победить людей Джуё, кроме обрушения свода. Но мы виноваты перед тобой.
Эти слова, а еще больше спокойный тон, которым они были сказаны, немного успокоили девушку. Она пробормотала что-то себе под нос, села на сундук и замерла, глядя прямо перед собой. Снова повисло молчание. И вновь нарушил его Шен Шен.
— Неужели даже нечего предъявить Джуё?
— Ты не лжешь? — спросил задумчиво Цзюрен.
На щеках Шен Шена проступил румянец.
— О жизни родной матери⁈
— Мы ведь все прекрасно знаем, что ты — мошенник, — пожал плечами Дзянсин.
— Знаешь старую поговорку: даже стервятник любит свою мать? — процедил Шен Шен сквозь зубы.
— Стервятник-то любит…
— Прекратите, — попросил Ильян самым мягким тоном, за которым, впрочем, крылось острое лезвие. Тон этот приберегался обычно для капризных высокопоставленных пациентов.
И снова тишина. Разговаривать было вовсе не о чем. Не переливать же из пустого в порожнее, бесконечно сетуя на несбывшееся. В конце концов, убаюканный этой тишиной, Ильян задремал.
Тишина становилась все напряженнее, и в конце концов Кала-ана не выдержала и вышла из комнаты. В зале было еще хуже. Обрушенный свод все завалил осколками, похоронив под грудами камня и наемников, и несчастных безумцев. Ступая осторожно, Кала-ана добралась до статуи, опустилась на колени и закрыла глаза.
— Пресветлая Богиня, спаси и сохрани всех. И прости их прегрешения. И защити тех несчастных, что были на моем попечении. Пусть в иной жизни их не коснется безумие. И не гневайся на чужаков, они не желали тебе зла. И…
Клинок коснулся шеи, царапнул так, что кровь проступила. Кала-ана медленно обернулась и похолодела. Над ней стоял один из наемников. Он был бледен, из уголка рта стекала тонкая струйка крови, но рука оставалась твердой.
— Выведи меня отсюда, девка! — приказал мужчина. — Живо!
Кала-ана медленно поднялась, ощущая, как кровь течет по шее, по груди. Меч был острый, холодный и пах пролитой кровью. Он тяжело лежал на плече Кала-аны, вселяя ужас.
— Живо!
Камни завалили ближайший выход, отсюда было видно. Да и коридор в комнаты Кала-аны наверняка тоже пострадал. Оставалась единственная комната — потайная — и северный бастион. Там чужаки, и они вооружены, но станут ли они защищать Кала-ану?
— Живо!
— Туда…
Наемник толкнул Кала-ану в спину. Меч продолжал касаться ее шеи, вызывая страх и острую боль. Шаг за шагом они приближались к узкому потайному проходу в стене. Как поступят чужаки? Что делать самой Кала-ане?
— Как же тебя убить-то, Бин?
Кала-ана вздрогнула и подняла голову. Шен Шен стоял в стороне, скрестив руки на груди. С ним рядом бледный лекарь.
— Держись подальше, — предупредил наемник. Меч надавил сильнее. — Ты же знаешь, одно твое неверное движение, и я убью ее.
— Ты ее убьешь в любом случае, — кивнул Шен Шен.
Возникло странное ощущение. Совсем недавно практически на этом самом месте происходило в точности то же самое. Кала-ана снова была под ударом, а Шен Шен говорил с тем же безразличием. В прошлый раз лекарь ударил наемника в спину; теперь, кажется, надеяться было не на кого. Люди вроде Цзюрена в спину не бьют, а люди вроде этого Бина на честный поединок не выходят.
— Отпусти девушку, — тихо сказал лекарь. — Я перевяжу твои раны, а после поговорим.
Меч надавил сильнее. Рука наемника, как обнаружила Кала-ана, дрожала. Он был ранен, раненые звери опаснее целых и невредимых.
— Положите меч, господин Бин, — спокойным своим тоном продолжил лекарь, — и я обещаю, ничего дурного мы вам не сделаем. Пока я вас лечу, клянусь, никто вас и пальцем не тронет.
Меч резанул еще глубже. Кала-ана закусила губу, чтобы не расплакаться от боли и страха.