Феликс откинулся на спинку кресла и зажмурился, пытаясь разогнать мелькающие перед глазами пятна. Всё-таки напрасный, не принёсший никакого результата ритуал отнял у него слишком много сил.
Ощущение нездоровой слабости угнетало, заставляя злиться на весь мир. Так и не избавившись от головокружения, колдун встал, бесцельно прошёлся по кабинету, желая отвлечься. Внезапно в сознании промелькнула неприятная, пугающая догадка.
Он замер, прислушиваясь к себе, надеясь понять, что ошибся, но вместо этого лишь убедился в правильности проснувшегося подозрения. Он действительно потратил больше сил, чем следовало, но ещё минуту назад тяготившая его усталость не была единственным последствием. Он с безошибочной ясностью чувствовал, что в организме зародилось нечто чужеродное, убивающее, непреодолимое. Проклятье в очередной раз пробудилось, оплело его своей волей, начиная вести к неизбежному мучительному концу.
Он всегда умирал от болезни. Был слишком силён, чтобы стать жертвой кого бы то ни было, и потому с ним расправлялась сама судьба, без посредников. Наверное, это был самый мучительный способ из всех возможных. Проклятье не оставляло ему шанса на излечение, на помощь магии или человеческой медицины. Оно не оставляло даже шанса хоть немного притупить боль, которая всегда приходила к концу и всё усиливалась, пока не становилась совсем нестерпимой. Умирание растягивалось на несколько невыносимых лет, заставляя его с нетерпением ждать смерти и бояться нового воплощения.
Почти не замечая, что делает, Феликс достал бутылку коньяка, припасённого на случай неофициальных деловых встреч, отхлебнул прямо из горла. Легче не становилось, только в душе, кроме отчаяния и тоски, нарастала ненависть.
Колдун понял, что ещё немного, и он забудет о привычной осторожности и растерзает первого, кто попадётся на глаза. Прямо здесь, не скрываясь и не заботясь о том, как замести следы. Главное – заставить кого-то тоже страдать, выплеснуть хоть часть своей бессильной ярости и боли.
Остатки здравого смысла заставили торопливо подняться и быстро, почти сбегая, двинуться прочь отсюда. Подальше от офиса, от всего города, куда-нибудь, где рядом с ним никого не окажется.
Агнесса по уже установившейся привычке выглянула в холл, едва хлопнула входная дверь.
- Уйди, - коротко бросил Феликс, только теперь понимая, что, спеша домой, совсем не подумал о ней.
- Что-то опять случилось? – сочувственно поинтересовалась уже привыкшая к его периодической грубости ведьма.
- Пошла вон! – проорал колдун, чувствуя, как бешенство полностью затапливает сознание.
Где-то в глубине дома раздался звон, что-то рухнуло, отзываясь на его ярость. Наконец что-то поняв, Агнесса поспешно, испуганно отступила, скрываясь за дверью.
Феликс ударил по креслу, с наслаждением слушая грохот падающей мебели, резким рывком сдёрнул скатерть, сбрасывая со стола посуду. В голове отчаянно колотилась одинокая мысль, что нужно немедленно прекратить это безумие. В таком состоянии нельзя давать волю жажде разрушения, иначе можно уже не суметь остановиться.
Не глядя выхватив из бара бутылку, он бессильно рухнул на уцелевший стул. Можно было закончить всё прямо сейчас. Где-то наверху притаилась девчонка, которая виновата во всех его бедах, из-за которой он снова страдает сейчас. Она ничего не сможет сделать. Какой-нибудь час, два – и он будет свободен. А она исчезнет. Навсегда.
Феликс глухо застонал, окончательно признавая то, что в глубине души понял сразу, как только вошёл в дом, когда торопился прогнать её подальше от себя. Он никогда не убьёт Агнессу. Даже если не найдётся другого способа. Даже если её жизнь будет означать, что ему и дальше всегда, каждое воплощение придётся умирать слишком рано, с мучительной болью. Это ведь всё равно лучше, чем полное и окончательное исчезновение. Её исчезновение.
Звон разбитого стекла ознаменовал конец очередной бутылки. Феликс снова потянулся к бару, но, не удержав равновесие, рухнул на пол. Почувствовав под собой хруст осколков, только махнул рукой. Усталость наконец навалилась с новой силой, позволяя погрузиться в тяжёлое, давящее бездействие.
Дождавшись, когда доносящийся снизу грохот и звон утих, Агнесса осторожно выглянула из комнаты. Она уже привыкла к тому, что в моменты плохого настроения Феликс бывает более чем несдержан, и раньше не видела в этом ничего ужасного, полагая, что каждый справляется с проблемами, как умеет, и лучше в это не вмешиваться. Тем более он и сам несколько раз это повторял и обычно старался ограждать её от проявлений своего раздражения.