- Агнесса… - неверяще, счастливо выдохнул Феликс. Он почти не сомневался, что этот последний способ даст свой результат, но почему-то всё равно опасался его, не хотел видеть итога.
Прежде, чем прозвучал ответ, его окутал ворох мучительных чужих чувств. Тоска, горечь, боль, злость – это его или её? или они могут хоть в чём-то чувствовать одинаково? – отчаяние и отвращение.
- Несса, - вместо приветствия растерянно повторил он, пытаясь осознать и хоть немного заглушить этот вихрь чужих эмоций. – Доброе утро.
Полувопросительную интонацию мог бы разобрать любой, и почти каждый постарался бы ей воспользоваться, что-то для себя прояснить. Но Агнесса, почувствовав свободу движения, только плотнее прижмурила глаза и повернула голову к стене.
Ей не хотелось ни с кем разговаривать. Никого видеть. Странно, но если бы ей сейчас предложили возможность поквитаться со всеми недавними обидчиками, она бы никого даже не вспомнила. Сейчас всё это не имело никакого значения. Наверное, и никогда по-настоящему не имело. Единственное, что могло быть важным – это покой, и из него её так безжалостно выдернули.
- Агнесса, ты меня слышишь?! – ответ был и вовсе не нужен, она ведь только открыла глаза и при всём желании не могла сбежать от навязчивых звуков. – Ты помнишь, что было раньше?
- Да, - коротко отозвалась она, наконец сумев выдавит из себя хоть слово. – Я всё помню. Совсем всё…
Глава 15
Глеб неодобрительно покосился на сестру, которая беззаботно напевала себя под нос, притопывая в такт. Она излучала неприкрытую радость, что совершенно не успокаивало. Ему сложно было представить, что в общении с колдуном могло вызвать такие эмоции. Тем более Нора никогда не была настолько бескорыстной, чтобы приходить в восторг только от того, что сумела кому-то помочь.
Он с самого начала был против её идеи, не хотел, чтобы она во всё это вмешивалась. Но если сестра чего-то хотела, её невозможно было переубедить. У него никогда не получалось, разве что в далёком детстве.
Раньше, пока он ещё не знал о природе их отца, Глеб думал, что Нора пошла в него. Сам он, как и мать, никогда не умел навязывать другим свою волю, подчинять.
- Так и не расскажешь, о чём вы разговаривали? – уже подъезжая к дому сестры, не выдержал он, хотя Нора ещё до встречи с Зарубиным ясно дала понять, что не собирается посвящать его в свои идеи.
- Кстати, ты ведь сообщишь, когда пассия твоего шефа придёт в себя? – вместо ответа поинтересовалась Нора – впрочем, её вопрос звучал скорее приказом.
- Зачем тебе?
- М-м… Хочу знать, оказался ли мой совет полезным, - Нора невинно улыбнулась, всем видом демонстрируя, что в её интересе нет ничего необычного или подозрительного.
- Ты собираешься за что-то отомстить отцу? – прямо спросил он, не принимая лёгкого тона сестры.
Нора искренне рассмеялась.
- С этим прекрасно справится и твой шеф, - снисходительно, словно поражаясь его наивности, обронила она.
Ответ сестры его нисколько не успокоил. Глеб редко видел её настолько воодушевлённой, и сейчас подобное настроение заставляло его волноваться. Нора явно была всерьёз увлечена некой идеей, связанной с Зарубиным, а Глеб считал, что набиваться к таким, как он, в приятели или соратники не менее опасно, чем быть врагом.
- Тогда что? Ты можешь просто сказать?
- Тебе не понравится.
- Всё равно. То, что я сейчас ничего не понимаю, мне тоже не нравится.
Нора засмеялась, будто он всего лишь пошутил. Она не собиралась что-нибудь рассказывать брату раньше, чем достигнет желаемого. Потом он может сколько угодно злиться или ужасаться, но помешать своим планам она не даст. А в том, что Глеб захотел бы это сделать, она была уверена.
Внезапно обнаруженные способности Зарубина и их собственного отца не вызывали в нём ни любопытства, ни зависти. Он сам никогда не захотел бы стать другим, отличаться от остальных людей, пусть даже и неявно. И её стремления он бы тоже не понял – пожалуй, пришёл бы ужас и начал твердить, что она не понимает, во что ввязывается.
Да, она и вправду понимала не всё, но точно знала, что никакие неожиданности не заставят её разочароваться в своей цели. Она мечтала обрести силу ещё с ранней юности – с пятнадцати лет, когда отец решил, что она уже достаточно выросла, чтобы пригодиться для ритуала.