Нора сама недоумевала, почему мысль о готовящемся преступлении не вызывает у неё ни страха, ни непринятия или нерешительности. Она никогда не считала себя злой или беспощадной, но теперь оказалось, что ей ничего не стоит вступить в интригу, которая должна привести к чьей-то гибели.
На миг ей стало интересно, была ли она всегда такой, только не имела возможности об этом узнать, или её изменила сила Атэхэйлна? Она не хотела верить, что чужая сила способна оказывать такое влияние, не только сродняться с новым владельцем, но и изменять его, накладывать груз своего прошлого.
Однако Нора быстро отбросила ненужные размышления, сосредотачиваясь на том, что было на самом деле важно. Впереди предстояло много дел и, как бы она ни относилась к отцу, все предупреждения она восприняла всерьёз. Предстоящая ей задача была опасной, и Нора очень не хотела проиграть.
Глава 23
Агнесса с отчаянием посмотрела на свои трясущиеся руки, не понимая, как она сможет держать нож, правильно направить удар, если сейчас не в силах даже зажечь свечи.
- Не волнуйся, - подбодрил её Феликс, на удивление спокойно наблюдая за её манипуляциями.
Агнесса чувствовала, что он на самом деле не боится, почти не тревожится, будто безгранично верит в её умения… или смирился с любой участью.
Закончив приготовления, она нерешительно остановилась, оттягивая начало самого сложного. Она не хотела ничего говорить, обнимать Феликса, потому что это было бы слишком похоже на прощание, но сейчас, в последний момент всё-таки не выдержала, наклонилась к нему, судорожно всхлипывая и покрывая поцелуями лицо.
- Несса! – колдун поймал её руку, ободряюще сжал, заставляя прийти в себя. – Всё хорошо. Всё должно получиться. Не бойся.
- Может, всё-таки ты? – с надеждой попросила она, прекрасно зная, что он не согласится.
- Ситэла, начинай, - Феликс мягко улыбнулся, стараясь вселить в неё уверенность.
Ведьма выпрямилась, пытаясь отбросить обуревающие её чувства, успокоиться и сосредоточиться.
Феликс не отрывал от неё взгляда, и от этого неожиданно стало легче, словно в случае ошибки он мог что-то изменить, вложить в её сознание нужные слова или правильно направить руку.
Она начала говорить, призывая в свидетели силы мира и хаоса, отдавая дань и прося о помощи. Заранее Агнесса боялась, что в нужный момент не вспомнит должный напев, не сумеет произнести должные фразы, но стоило начать говорить, и всё оказалось неожиданно легко.
Ведьма действовала так, будто всегда знала, что делать, будто совершала это не в первый раз. Страх неожиданно отступил – все чувства ушли, и она наблюдала за собой словно со стороны.
Она уже не была один на один с неизбежным. Её зов, её мольба оказались услышаны, и теперь Агнесса ощущала, как через неё проходят новые, неведомые потоки, чистая энергия, призванная помогать, дарить её то, чего она на самом деле желает.
Уловив перемену в распростёртом перед ней колдуне, Агнесса невольно вздрогнула, но уже не сумела по-настоящему испугаться – начатое действо, собравшее рядом все силы мира, управляло ею не меньше, чем она им. Ведьма уже не понимала, где заканчивается она и начинается мироздание – они никогда ещё не были настолько едины, неотделимы, и в этом совершенном взаимопроникновении больше не могло быть тревоги.
Она ни о чём не думала, но знала, что всё – правильно. Просто потому что никакой неправильности не существует. Её придумали запутавшиеся, испуганные, слабые, но мир знает, что необходимо каждому, и щедро это дарит, стоит только понять и попросить.
Почувствовав, что дух отделился от жертвы, ведьма решительно, больше не сомневаясь, повела рукой, гася стоящие у изголовья свечи, сжала ладонь, звучно, краем сознания удивляясь непривычно звучащему голосу, запела страшные слова разрушающего заклятья.
Лицо колдуна словно окаменело, становясь похожим на гипсовый слепок, черты заострились, ещё миг назад смотревшие на неё глаза остекленели, словно жизнь окончательно ушла из него.
Агнесса подняла нож и резко, не давая себе возможности усомниться или снова почувствовать страх, вонзила его в бессильно обмякшее тело.
Смерть наступила. Истекающее кровью тело было обречено, питавший его дух исчез, растворился в пространстве. Едва заметная, незначительная часть её сути – не родившаяся вместе с колдуном, но привязанная после, а потому не вырванная заклятьем – не поддерживала жизнь, а лишь ненадолго сохраняла возможность её возвращения.