- Ну?
- Вроде всё нормально. Телефоны слышали? Этот так тревога будет у нас… Сигналить. Всего предусмотреть, конечно, нельзя. Будем действовать по обстановке. Может никто и не думает нападать. Но мы обязаны перестраховаться.
Бабка взяла слово:
- Так… Давайте-ка ложитесь все спать. Чувствую - ночка будет ещё та, и мы должны быть к ней готовы.
И все разбрелись по комнатам.
Уже в кровати, Мила спросила:
- Паша, а где ты воевал? Ты говорил, что в Чечне. А подробностей никто не знает.
Скорый вздохнул тяжело.
- В марте девяносто пятого меня забрали в "партизаны".
Посмотрел на недоумевающую Милу:
- Ну, так у нас в народе называют призванных на переподготовку. "Партизаны". Я же - резервист. Офицер запаса.
- Ты - офицер?
- Да, золотце. Я же Автодор закончил, в восемьдесят девятом. А там военная кафедра. Выпустился со званием "младший лейтенант". Сразу ушел в армию. Заявление написал, чтобы потом жизнь не рвалась. Мне пошли навстречу… Ну, вот... Год отслужил. Под Архангельском. В роте разведки. Перед увольнением присвоили ещё одну звёздочку. Стал лейтенантом запаса.
Бабка придвинулась, положила голову ему на плечо. Выжидательно смотрела.
- В девяностом, - продолжал Пашка, - с Андрюхой, взяли кредиты и открыли мастерскую. Ты её видела. И сразу начали хорошо зарабатывать. За два года кредиты отдали. Экономили на всём. Жили прямо в мастерской. Мда… Хорошее было время. Работали на совесть. Народ к нам повалил… Мечтали. Выдумывали всякое… От бандюков отбивались… Влюбился. В девяносто втором, осенью - женился. Уехали на житьё в Черновку к родителям. А что? Да работы на машине пятнадцать минут… Ну, и всё вроде бы нормально… А в девяносто пятом призвали, как резервиста. И на войну. В Чечню.
Пашка помолчал. Бабка не торопила, ждала.
- Понимаешь, Мила… Взвод весь из резервистов… Это только срочники - пацаны бестолковые. В мясорубку лезут без оглядки… А у нас, у каждого дома - семья. У многих - дети. Подыхать, непонятно за что, не хочется. Да и государство… Набор тварей… У нас, те, которые ушли "грузом двести"… Это так убитых называют на войне… Их объявили как пострадавших от неосторожного обращения с оружием. Представляешь? Ссуки. Ненавижу… Не "погиб, выполняя боевое задание", а "умер по собственной оплошности".
- А почему так? - удивилась Бабка.
- Потому, что семьям, погибших во время боевых, надо выплачивать компенсации. Они коммуналку платят только половину. Медицина - бесплатно. Да много чего… Пенсии по потере кормильца, и всё такое... А смерть по неосторожности. Это уже другие статьи и суммы меньше. Говорю же - твари… Нелюди… Ещё такое выражение придумали - " Я вас туда не посылал"… Это не на местах придумано. Это министерство централизовано рекомендуют такие ответы давать. Вернее всего - сам министр обороны. Если бы мне такое сказали, - я бы убил…
Снова помолчал, посопел раздражённо.
- Поэтому, подыхать никто не хотел. Поэтому и стреляли во всё, что шевелится. Выметали всех, вплоть до собак и кошек. Жить хотелось… Нас потом судить собрались. За военные преступления. Нас даже арестовали. Весь взвод. Две недели просидели в Краснодарском сизо. Но замяли. Вернее всего - кто-то из сильных мира сего заступился. А так бы, лет по десять сунули… В общем, довелось повоевать. Только в сентябре домой пришёл.
Павел горько скривился:
- Вернулся к разбитому корыту. Вероника загуляла. Беременная от кого-то. Бизнес бандиты отжали. Андрюха начал пить. Всё пришлось налаживать сначала… С женой развёлся. Нет, если бы по хорошему, я бы простил. А она давай скандалы учинять. По её выходило, что это я во всём и виноват... А по плохому со мной, в то время, нельзя было. Я убить мог… Развёлся… Андрею по морде настучал. Ага. Закодировал, так сказать… Потом с ним, на пару, навели шороху средь бандюков… Ох, Мила, у меня руки по локоть в крови. Я же никого не жалел. Ни баб ихних, ни детей. Злой был. Жизнь мне поломали ни за что, ни про что. Зверствовал… Но осмотрительно. Следов не оставлял… Знаешь что? Давай спать.
Бабка обняла, чмокнула куда-то в ухо.
- Спи, Пашенька. Спи, родной мой. Не расстраивайся. Всё будет хорошо.
И положила на него ножку. Ага. Уснёшь тут.
Минут через двадцать, Милка, прижавшись к Пашке, шептала:
- Ты нехорошо поступаешь…
- …?
Мила хихикнула:
- Ты привязываешь к себе. Если бы мой Петечка был такой… Да и здесь у меня тоже до тебя… Было… Но чтобы вот так…