- А не надо было меня вытаскивать. Я вас об этом не просил. Я, может, сдохнуть хотел.
Он встал:
- Вы все слишком боитесь смерти. Вы очень боитесь умереть. Вы трясётесь над своей поганенькой жизнью. Тьфу... А для меня смерть, это ничто. Понятно? Мне не давали сдохнуть на ферме, хоть очень хотелось. И я перестал бояться смерти. Так что, ещё раз повторю, - я не просил вас меня спасать.
Бабка оглянулась на Скорого:
- Народ, в основном - неблагодарные скоты.
Пашка не стал с ней спорить. Хотя и был согласен с шефом только отчасти.
А Мила снова повернулась к Уфе:
- Старая, набившая оскомину, отмазка сволочей. И подростковая бравада…
- А это ты думай как хочешь, - отмахнулся Уфа.
- То есть мы сделали ошибку, когда вытащили тебя с фермы?
Николай усмехнулся:
- Да, Бабка, вы сделали большую ошибку.
- Ну хорошо… Ты меня уговорил…
- Что, - насторожился Уфа.
- Я отправлю тебя на ферму.
Коля ехидно хохотнул:
- Пугаешь? Вы же её разгромили.
- А ничего. Ничего... У нас ещё два филиала есть - Индийский и Турецкий. Вот туда мы тебя и увезём. С пояснительной запиской. Сделаем тебе одолжение, раз уж тебе так хочется… - встала со стула, - надеюсь, ты доволен?
Уфа помолчал, потом хитро спросил:
- Вместе с клеткой повезёте? И вот с этими чёрными полешками?
- О-о-о, Коленька, ты не знаешь моих мужиков. Они такие изобретательные, прямо ух… Паша, - она повернулась к Скорому, - как мы его будем транспортировать?
- Надо ящик сколотить, как гроб. Оббить его вот такими брусами, и в нём его вывезти.
- А как ты его туда засунешь?
- А он сам туда залезет, хе-хе. Куда он нахрен денется…
Вся спесь и бравада с Уфы мгновенно слетела, он обеспокоенно глядел то на Бабку, то на Пашку. И видимо понял, что они не шутят.
- Постойте. Вы, что - поедете три сотни километров, через весь Улей, с боями, чтобы отпереть меня на ферму?
- Да, дорогой, да. Я сделала ошибку, и я её исправлю.
Она повернулась к тяжело молчащим зрителям:
- Всё, дорогие мои, расходимся по местам. Тут больше делать нечего.
Пашка почувствовал лёгкое прикосновение чьего-то дара. Так себе - отголосок. Это Коля от злости пытался ударить через темноту. Но у него, естественно, ничего не получилось. Пашка не обратил внимания. Он прижимал к себе всхлипывающую Тьму.
Уфа закричал вслед Бабке:
- А если я откуплюсь?
Мила заинтересованно остановилась. Уфа продолжил:
- Я могу предложить хорошую цену.
Бабка вернулась к клетке.
- Сколько?
- Две… Нет - три тысячи.
Пашка сразу понял и намерения Бабки, и цели этого спектакля.
- И как ты мне отдашь выкуп?
Уфа молчал. Соображал. Потом махнул рукой:
- А-а, ладно, жизнь дороже.
Бабка иронично вскинула брови. Вон он как заговорил.
- У меня дома, в спальне, за ковром - сейф… Там… Много, короче. Код - тридцать шесть девяносто восемь.
Милка глянула на Марию. Та тихо сказала:
- Я его не вижу через черноту.
- Продолжай, - предложила Бабка Уфе.
- Ещё под половицами, там же, в спальне. Прямо около кровати.
- Всё?
- Ну, мне нужно же что-то и себе оставить.
- Коля, мы всё равно найдём захоронку. Даже если придётся разнести весь дом.
- Ладно, в прихожей диван, под обшивкой ящик... Бабка, я обещаю, что уеду из города и ты меня никогда не увидишь. Честное слово.
- Хорошо, хорошо, успокойся. Я тебе верю, - согласилась Мила, - Таня, держи пистолет, можешь его убить.
- Эй, мы же договорились! Бабка, ты не держишь слово!
- А я ничего тебе и не обещала.
Тьма метнулась, схватила своё оружие и наставила его на Уфу. Тот печально смотрел в Танины глаза. Они долго так стояли. Потом Таня опустила ствол, отвернулась:
- Нет, не могу…
И снова уткнулась Пашке в камуфляж, заплакала.
Бабка спокойно достала свой стечкин и, через прутья решётки, выстрелила Коле в голову. Потом ещё два раза, с расстановкой, в уже лежащего. Оглянулась вопросительно на Скорого:
- Как думаешь - готов?
Пашка достал свой ствол, обошёл клетку справа и добавил Уфе по пуле в каждый глаз.
- Теперь точно - готов.
До этого момента, Пашка зла на Уфу не держал. Он вообще тут был, вроде бы, не причём. Но горькие слёзы Тани заставили его невзлюбить этого самонадеянного и наглого мужика.
- Так… Ладно… Пошли позавтракаем, а потом здесь приберёмся.
И толпа потянулась в столовую.
Тут люди привычны к смертям, так что… Пашка уже не удивлялся жестокости Бабки и жестокости её бригады. Да и своей кровожадности он сегодня перестал удивляться. Внутренне он даже жестокостью такое не мог назвать. Это больше… самозащита.